Дэни размышлял и поражался. Ну и как можно не замечать настолько простых и очевидных вещей? Насколько предвзятым должен быть взгляд, чтобы принимать за жестокость и злобу дружескую возню и любовную игру? И почему это мой взгляд был настолько предвзятым?
Я убивал их, не задумываясь, вспоминал Дэни, и ему становилось все сильнее не по себе. Я же так спокойно их убивал, как деревенская тетка кур не режет. Если мне случалось убивать людей, которые были врагами Пущи и служили Злу, я чувствовал что-то вроде сожаления и досады на судьбу, смутно, еле-еле, но все-таки чувствовал. А орков отстреливал, как мишени… ну, скажем, как подвижные и опасные мишени, но уж в этом случае единственным чувством была радость… и, кажется, азарт. Еще один гад, ага.
Для меня эти существа были только отвлеченным принципом, Злом, Тьмой, грязью, ужасом – мне и в голову не могло прийти, что они существуют и вне войны, как-то устраиваются, дружат, любят, держатся друг друга…
В приступе раскаяния и стыда Дэни погладил Шпильку по голове, по белесым волосам, напоминающим на ощупь собачью шерсть – она фыркнула и скинула его руку, а Задира тут же довольно ощутимо ткнул Дэни кулаком в бок. Это показалось трогательно и смешно – и Дэни шлепнул его по руке, предлагая продолжить возню.
– Задира, – сказал Паук, смеясь, – ты его не убей. Мне интересно, долго ли он сам протянет.
– Здесь ему спиться нечем и подруги у него нет, – ухмыльнулся Задира, и Дэни понял, что историю несчастной Эльзы уже обсуждали.
– Так ты решил, Паук? – спросил он, тоже вспомнив эту историю. – Пойдешь со мной?
– Куда? – спросил Пырей с любопытством.
– В эльфийский лес, – пояснил Паук. – Угу. Знаешь, Эльф, я еще не до такой степени псих.
– Обалдеть! – Шпилька воздела руки. – Ты, Эльф, похоже, бредишь еще! Паук, он же ненормальный!
– Может, и нет, – возразил Клык. – Хотя дико звучит.
– Что я там потерял? – спросил Паук насмешливо.
– Паук, – сказал Дэни, улыбаясь, – перестань меня провоцировать. Ты уже основательно раскрылся. Тебе это тоже нужно. Ты же хочешь выяснить все до конца, а никак иначе не получится. Без меня тебе в Пущу не попасть и ничего не увидеть – если, конечно, твой исследовательский пыл простирается так далеко.
Паук принялся разматывать неизменную веревочку; Дэни подумал, что орк либо нервничает, либо просто взволнован перспективами.
– Не знаю, – сказал Паук. – Не уверен, что в этом есть смысл. И потом – тебе-то туда зачем? У тебя же там снова крыша потечет.
Дэни кивнул.
– Потечет, – сказал он, не опуская глаз. – Поэтому и зову тебя. Чтобы ты присмотрел за моей крышей. Если ты не поддаешься чарам настолько, насколько говоришь об этом, то мне очень нужна твоя помощь. Ты ведь не думаешь, что я могу просто остаться в вашем милом логове и забыть о прорве лет, которая пропала неизвестно куда, и о своих родных, которых я бросил непонятно почему. У меня не получится. Я не настолько тупой, Паук.
– Ты прожил ужасно долго, а ведешь себя, как детеныш, – сказал Паук.
– Я не чувствую себя детенышем, – сказал Дэни. – Но ужасно долго жившим я себя тоже не чувствую. Я – какая-то ненормальность, вроде того парня, которого любила Безумная Эльза. И мне очень нужна помощь, за которой, кроме тебя, больше не к кому обратиться.
– А люди? – спросил Пырей. – Ты же, на самом деле, человек. Я, честно говоря, думал, что ты вернешься в страну людей. Ваши с нашими обычно так уж близко не живут.
– Видишь ли, Пырей, – сказал Дэни, – я не могу. Во-первых, мне некуда, не к кому идти. Мои друзья, моя родня, моя подруга – все давно умерли. Я не могу даже сходить на их могилы, потому что могил, скорее всего, тоже не осталось. Умерших людей уже лет сто пятьдесят сжигают, кладбища травой заросли… И во-вторых, люди мне не подмога. Если даже я уломаю кого-нибудь из людей идти со мной – для этого мне придется врать, потому что в правду не поверят – у этого согласившегося, как Паук говорит, крыша потечет так же быстро, как и у меня.
Пырей толкнул Дэни в плечо, Клык кивнул, и Паук сказал:
– Ты прав, пожалуй. Но ты уверен, что дойдешь? Ты пока полубольной.
Дэни смутился. Крыса шлепнула его ладонью между лопаток, и Дэни догадался, что это нужно понимать, как жест дружеской поддержки.
– Я вам больше не враг, – сказал он, снова чувствуя стыд, досаду и страстное желание все исправить. – Совсем не враг и не хочу быть врагом. И я хочу разобраться, понимаете? Я хочу разобраться, как вышло, что эта война идет с начала времен и что мы не видим друг друга в упор. И еще я хочу понять, кто отвел мне глаза и зачем. Паук, пожалуйста, пожалуйста, помоги мне! – помолчал и через силу добавил, – Ты с некоторых пор мой единственный друг… не то, что у людей называют другом, а… мне так кажется.
Паук поднял глаза от шнурка, запутанного в угловатый орнамент, и просто сказал:
– Я пойду. Только сначала приди в себя.
– Ну и дурак, – нервно сказала Шпилька. – Вернее, оба дураки. С Эльфа и взять нечего, а ты, Паук, просто дурак, каких мало. Тебе подохнуть хочется?
Паук польщенно ухмыльнулся и щелкнул ее по носу. Клык принялся задумчиво ковырять лезвием ножа обглоданную кость.
– Октябрь – время подходящее, – сказал он, проводя по кости бороздки. – Когда идут дожди, следы учуять тяжело, пасмурно, серо, видимость плохая… слились с миром, не пахнем, не заметны… Так что, если будут дожди, то вполне можно попробовать. Только ты имей в виду, Паук: если туда идти, то непременно надо вернуться. Потому что если вы оба там умрете, то никому никакой пользы от этого не будет.
Дэни и Паук переглянулись и сказали, едва ли не хором:
– Не умрем! – и Дэни в приступе неожиданного веселья ткнул Паука кулаком в плечо совершенно типичным орочьим жестом.
У него здорово отлегло от сердца.
Орки, живущие в поселке, занимались мирными делами даже в такое время, когда наверху шли постоянные стычки.
Дэни бродил по поселку, пытаясь привыкнуть к пещерам и не заблудиться. В те дни его компания вечно торчала наверху, охраняя подступы к выходам на поверхность, и за человеком некому было присматривать. Жители поселка знали о том, что Дэни под покровительством друзей вожака, поэтому теоретически ему не грозила опасность серьезной ссоры с кем-нибудь из местных. Никто не мешал ему осматриваться. Постепенно выздоравливая, Дэни смотрел на жизнь поселка и думал.
Тем для размышлений хватало.
Орчата рассматривали и обнюхивали его с бесцеремонной щенячьей непосредственностью, от которой быстро отучают человеческих детей, и которая казалась оркам совершенно естественной. Никакого намека на этикет и дисциплину в человеческом смысле тут, в пещерах, никто бы не усмотрел. Орки всегда задавали именно те вопросы, на которые хотели получить ответ, и говорили именно то, что хотели сказать – человеку от этого иногда бывало отменно худо.
