И хорошо оказалось, что крепко держал, не клетка — надежное укрытие; постепенно слова начали доходить до слуха Нээле — мягкий и теплый голос, из тех, которых достаточно, чтобы вызвать доверие.
— Тише, тише, успокойся, маленькая, ее уже нет.
Только тут осознала в полной мере, за кого цепляется.
Да, его и хотела найти, но в этот миг только его не хватало! Вывернувшись — или он разжал руки? — вновь побежала, краем поляны; от быстроты и следа не осталось, к ногам и юбке словно привязали жернова, и в груди разожгли костерок.
Когда-то она уже пробовала спастись бегством, пора бы понять…
Он легко догнал ее и ухватил за руку, и, ее же движение используя, направил в мягкую траву, по которой девушка покатилась. Тут же оказался рядом, прижал к земле и несколько раз имя ее повторил, и голос был мягче здешней травы. Звук собственного имени не был угрозой, Нээле немного опомнилась. А он говорил еще что-то, словно ручей журчал неподалеку, и уже можно стало дышать.
Какое-то время она слабо пыталась вырваться, будто рыбка из горсти человека, потом замерла. На щеку ей упала тяжелая прядь; Нээле закрыла глаза.
Ничего не происходило, только его хватка стала заметно легче, уже и вовсе не держал, а едва прикасался. Тогда она отважилась посмотреть сквозь ресницы: только ткань серой безрукавки увидела, часть ворота, украшенного вышитой серебристой каймой.
— Нээле, тебе ничего не грозит, я тебе не враг.
Девушка все же вывернулась опять, но не бежала больше. Невольно повела глазами по сторонам, не мелькает ли где страшное, розово черное. Чуть отдышалась, приподнялась и проворно отодвинулась, затем и вовсе отползла, лишь бы не быть рядом с ним.
— Ты ненормальная, — сказал он, откидываясь назад и заправляя за ухо прядь волос. Это были совсем не те слова, которых могла ожидать.
— Что? — растерялась девушка.
— Сперва ты готова убегать от меня ночью в метель, придумываешь себе небылицы, под каким сугробом я собираюсь тебя прикончить. Сейчас, кажется, готова прыгнуть с обрыва, если попробую снова взять за руку… Что я тебе сделал?
— Ты выпустил эту нежить! — не сомневалась, что это так, он и не стал отпираться.
— Надо же мне хоть как-то с тобой поговорить, ты ведь кинулась бы от меня так же, как от нее, напролом через заросли. Это было жестоко, я знаю. Прощения не прошу, все равно не простишь.
И добавил почти виновато:
— А теперь ты хоть отвечаешь мне.
Нээле поднялась, опираясь на ствол, готовая в случае чего снова метнуться прочь. А он, напротив, уселся на траве поудобней. Их разделало сейчас шагов семь — одним махом даже ему не одолеть.
— Я знаю, кто ты! — выдохнула она, и пожалела о своей неосторожности. Энори только повел плечом:
— Ну, поняла и Лайэнэ, и что? Она в добром здравии, помогала мне связаться с мальчиком, моим воспитанником. И, видишь ли, я никому из них зла не желаю.
Ноги стали будто из ваты и потом совсем отказали, она снова села.
— Если ты управляешь этой тварью, то…
— Что? Еще скажи, нельзя для благого дела.
«Он знает», — похолодела девушка. Но нет же, откуда? А вдруг… Но знал он или нет, эти слова посеяли в ней некоторые сомнения. Она думала о том, что может многое ему рассказать в обмен, но, если этот рассказ запоздал…
— Пойдем, — видя ее колебания, но вряд ли правильно их расценив, он поднялся, подошел и подал ей руку. Не приказ — приглашение; в самом деле, не сидеть же весь век на краю этой поляны.
— Куда? С тобой?
— Здесь не лучшее место, скоро туман поползет. Хоть немного со мной наконец побудешь, так давно не было этого, — сказал он задумчиво и словно бы отстраненно. И капельку грустно. — Знаешь, мне тебя не хватало. Вышла не лучшая встреча, но я и ей рад…
— Ты меня не отпустишь?
— Я хочу поговорить, и не на бегу. Потом, надеюсь, и сама не будешь так торопиться. Нээле… ты очень многого не знаешь. Может, выслушаешь и меня? Я это не каждому предлагаю.
Упорно разглядывала жучка на травинке, пытаясь собраться с мыслями, но присутствие Энори ощущала, как и с закрытыми глазами чувствуют упавшую на лицо тень.
— А если бы она убила меня?
— Нет. И не думай больше о ней, теперь не у нее сила, а у тебя. Она только кошмар из прошлого. Это тебе повезло, а ей…
Только в лицо ему не смотреть, а то и вправду можно вообразить совсем не то, что на самом деле. Голоса и того довольно, такого искреннего, словно душа Энори чище родника, что бьет из пласта горного хрусталя. Нет уж, подумала она снова, и руки в ответ не дала, встала сама. Что ж, чем правдивее будут и ее чувства, тем больше надежды хоть на какой-то благополучный исход.
Пошла, не пытаясь запомнить дорогу — время убегать кончилось.
Глава 14
Если прикрыть глаза, мир не исчезает — напротив, его словно становится больше. Отчетливей проступают ощущения, запахи, звуки — не спрячешься.
Что делать дальше, было совсем непонятно. Первый порыв — сорваться в Осорэи — прошел, оставив вместо себя тоскливое бессилие. С ним сейчас десять человек, есть кого направить к верным Домам — ради Тагари и заслуг их рода верные окажут поддержку, и что? Бросить факел в костерок смуты. Молодец, ради этого, конечно, стоило возвращаться на родину…
В крупном селении, где остановились передохнуть, было людно — ярмарка в преддверии праздника. Вряд ли кто здесь мог узнать его в лицо, далеко все же от центрального округа, но мало ли. Надо бы подняться в комнаты, но он бродил у коновязей, разглядывая лошадей. Здесь сейчас не было никого.
Где-то в глубинах гостиницы пьяно смеялись, да упорно летала вокруг каменной лохани с водой красная стрекоза. Говорят, такие появляются возле домов к пожару…
Ариму возник за плечом, бесшумный и мрачный.
— За вами следят. Есть тут такой… хромает на левую ногу, глаза совиные. Помощник владельца гостиницы.
— Пусть следит. Смотри, какая интересная масть… не пятна, целые мазки — будто младенцу поручили покрасить лошадь. Белый и медный… Я бы такую завел, но получше статью, — он задумчиво и медленно провел рукой по конскому боку. — Лошади лучше людей. Говорят, по ту сторону морского залива, в глухих селениях золотых жеребят выращивают, как собственных детей, и нет вернее такого коня. И хозяин не расстается с ним. Из меня, к сожалению, хорошего хозяина не вышло.
— Да полно вам, в самом деле. Не все еще потеряно, — сказал Ариму, которого на куски разрывали сочувствие и бессилие. — Не время падать духом.
— Падать? Я как лист на реке в половодье — вертится то вправо, то влево, а все равно его несет течение. Знаешь, два века назад жил такой человек… он оставил свой прославленный род, богатый дом, отказался от почестей и пришел на берег реки, много дней смотрел на воду, не сходя с места, а потом умер. Он успел сказать тем, что пришли за ним, что даже простая река все время разная, и разное то, что плывет по ней, а весь мир и вовсе непознаваем…
Ариму глянул на господина и отвернулся. С ним рядом стоять — и то выть хочется, хотя вроде как улыбается даже. А уж он свои чувства скрывает как никто другой, что ж там на душе-то творится?
Краем глаза приметил темное, невольно подался в ту сторону.
— Что с тобой? Кого там выслеживаешь?
Ариму вздрогнул, ответил встревоженно-виновато:
— Вон, за углом притаился человек, о котором я говорил. И сюда заявился, так по пятам и ходит… Узнал, верно, негодяй эдакий. Нэйта не допустят вашего возвращения, и шпионы у них повсюду. Может, уедем прямо сейчас? Как бы всех не прирезали ночью.
— Пусть, если высшим силам угодно так. До утра я никуда отсюда не сдвинусь, пусть хоть сам Мэнго явится сюда с отрядом.
— Но лучше бы нам…
— Отстань уже, а? Нас десять.
— Достаточно что-то в воду добавить.
— Тебя бы моим врагам в советчики. И как ты хорошо думаешь о людях Тагари, совсем никого защитить не способны!
— А и не способны, — непреклонно ответил Ариму. — Они там, а вы тут, и толку в их защите?
