Отдышавшись, Петер спросил:
— К какому же заключению мы можем придти?
— Что Ансиола — которую Суль так метко назвала старой каргой — по-прежнему жива. Если вообще можно говорить о жизни, когда речь идет о призраке. Об этом свидетельствует то, что с тобой и с… мертвецами не произошло никаких перемен. Мы должны найти ее, Петер!
— Но разве она не лежит в … той постели?
— В своей свадебной постели, ты хочешь сказать? Куда она заманивала всех своих любовников? Нет, едва ли. Боюсь, что мне придется снова шокировать тебя, рассказав, что мне привиделось вчера утром!
— Я не хочу больше никаких шоков, — со слезами в голосе произнес Петер, — я хочу уйти отсюда! Но как нам найти выход?
Слова его были справедливыми. В этих маленьких комнатах невозможно было находиться, и обе были заперты. Окончательно и бесповоротно!
Хейке попытался открыть сначала одну — ту, что была в первой комнате, с рунами. Потом другую. Там ему пришлось осторожно переступить через мертвецов, чтобы подойти к двери. У него возникла надежда на то, что дверь эта откроется. Наклонившись над мертвецами, он прислушался.
— Что там такое, Хейке?
— Тс! Во-первых, я совершенно отчетливо слышу приглушенный скрежет. Во-вторых, здесь ощущается движение воздуха, идущего откуда-то снизу. И в-третьих, я узнаю тот самый тошнотворный запах. Он тоже идет снизу.
— Ты хочешь сказать, что это сердцевина крепости?
— Да. Или, точнее, самое сердце зла.
— Хейке, что-то мне не хочется спускаться туда!
— Мне тоже. Таким путем мы не выйдем наружу, и вместо этого попадем в самую середину…
— В самую преисподнюю?
— Ты волен называть ее так.
— Но как мы выйдем оттуда?
Петер готов был вот-вот заплакать.
Но Хейке уже высунулся через проем наружу, прикидывая, нельзя ли таким образом спуститься вниз. Петер заметил, что тот старается не прикасаться к липкому пятну.
Повернувшись к Петеру, Хейке сказал:
— Это можно сделать. Чуть ниже есть карниз. Но он очень узок!
— Не беда. Лишь бы найти выход отсюда. Здесь высоко?
— До склона холма недалеко. Но мы находимся очень, очень высоко над долиной. Думаю, что именно отсюда Ансиола бросилась вниз, с вершины скалы, разумеется.
— Будь добр… не называй этого имени, — с содроганием произнес Петер. — Я просто лишаюсь рассудка, когда слышу его.
— Конечно! Извини, что я не подумал об этом!
Ждать им было уже нечего, и они медленно начали спускаться. Сначала Петер, поскольку он не допускал даже мысли о том, чтобы остаться одному в этом страшном здании. Он тоже старался не касаться отвратительного пятна в проеме стены.
Хейке помог ему спуститься на карниз.
— Ну, как?
— Все в порядке, — ответил Петер. — Пока что. Но как нам спуститься на землю? За что нам зацепиться?
— Ищи неровности в стене! Трещины и вмятины, их тут много.
— Я подожду тебя, — сказал Петер, не осмеливаясь в одиночку проделывать эти трюки.
Не без облегчения Хейке выбрался наружу — и они начали свое опасное путешествие вдоль стены, поминутно рискуя потерять равновесие, изнемогая от страха.
Никогда до этого они не проходили такой короткий участок за такое длительное время! И когда, наконец, Петер спрыгнул на крутой склон холма и Хейке последовал за ним, они молча взялись за руки и направились к площадке перед воротами.
— Как может такая красивая крепость вмещать в себя столько зла? — с сожалением произнес Петер. На лице его все еще был отпечаток пережитых им мгновений безумного страха, голос по-прежнему дрожал.
— Красивая? — удивился Хейке. — Когда мы возьмем на постоялом дворе мандрагору, ты увидишь, как на самом деле выглядит эта крепость!
— Если я попаду на постоялый двор, я больше никогда не вернусь сюда! — убежденно произнес Петер.
— Я тоже, — к своему собственному удивлению произнес Хейке. — Я тоже не осмелюсь вернуться сюда. Но как же нам тогда расправиться с ведьмой? Это нужно сделать сейчас! Мы не можем войти туда снова. Я не осмелюсь на это. Кстати, ворота заперты, а лезть на крышу чертовски трудное дело. Второй раз я это проделывать не хочу!
И они, не сговариваясь, направились вниз по тропинке, освещенные еще не жарким утренним солнцем, не желая больше ни секунды оставаться наверху.
— Как же Феодора? Княгиня? Я ничего не понимаю, Хейке. Ведь все говорили, что ведьмой является Феодора! Значит, там было две ведьмы? И где вторая из них?
— Вовсе не две ведьмы, Петер, а две княгини. Ансиола ведь тоже была княгиней, об этом мы с тобой не подумали. Мы-то считали, что Никола — это невинная девушка из деревни. Кстати, когда Жено и другие жители деревни говорили о ведьме, они никогда не называли имени Феодоры. Они имели в виду Николу. Но мы-то об этом не знали, потому что они вообще не называли никакого имени.
Петер провел ладонью по глазам.
— Но тогда где же она? — еле слышно произнес он.
— Феодора? Разве ты еще не понял? — мягко произнес Хейке. — Разве ты не понял, что сам освободил ее от того проклятия, которое, возможно, Ансиола наложила на нее?
— Я?
— Да, когда положил свой крестик в ее могилу. И она обрела мир! Должно быть, это и была «наша» Феодора. И она тут же исчезла из крепости, а Никола была очень обеспокоена этим, не так ли?
— Так. Это я, умеющий читать и писать, должен был сразу догадаться, кто такая Ансиола! Если убрать букву «а» в самом начале и поменять местами «и» и «к», то получится Никола![5] Ведь по возрасту она была такой же, как и та невеста, не так ли?
Хейке молчал, потому что не знал алфавита. Но в конце концов и он заметил схожесть этих имен, хотя в одном случае латинская буква «с» читалась как «эс», а в другом как «ка». Эти тонкости нелегко было понять безграмотному.
Петер с благоговением произнес:
— Подумать только, какую пользу принес мой маленький крестик этой не знающей покоя душе! Значит, я был тебе хоть чем-то полезен.
— Без тебя бы я не справился.
— Без меня ты не вляпался бы в эту мерзость, — сухо заметил Петер. — Значит, Феодора была привидением, не так ли?
— Да, она была привидением. Призраком была Ансиола.
— А кучер?
— Я ничего не знаю о нем самом и его карете. Но я подозреваю, что он находился в том же зависимом положении, что и Феодора. Он был рабом Николы.
— А вороны? — сказал Петер, провожая взглядом пару высоко летящих птиц. — Они ввели меня в заблуждение.
— И меня тоже! Выражение «крылья ворона» относилось только к волосам призрака.
— Уфф, не напоминай мне больше об этом, — с дрожью произнес Петер, — ты же знаешь, я сам болтал всякие глупости по поводу того, что ее волосы такие же красивые и гладкие, как крылья ворона! И при этом ни о чем не догадывался!