Рон уперся руками в стол. Задышал глубже. Если она не хочет даже попытаться честно рассказать о своих проблемах — что, черт возьми, им остается?
«Это должно быть проще, чем разговаривать с Гарри».
― Знаешь, ты можешь поговорить со мной. Я никому не скажу. Даже Гарри, если ты не захочешь. И я пойму. Слышишь? ― Он опять понизил голос. ― Если это о Малфое. Все, что угодно. Я пойму, что ты не хотела, чтобы Гарри знал.
Гермиона вдруг залилась краской, и сердце Рона замерло.
Это значит?..
Малфой.
Ублюдок.
Это как-то связано с ним.
― Ну, так это Малфой?
― Рон, пожалуйста. Почему ты решил, что хоть сколько-нибудь терпимее Гарри? Я понимаю, что наш друг делает из мухи слона, но вы оба ненавидите его. Оба.
― Гермиона, это Малфой?
― Нет. Понятно? Нет, это не он. С чего ты взял…
Рон тихо зарычал.
― Мерлин. Тебе не надоело это глупое притворство?
Ее румянец стал ярче — на этот раз, пожалуй, больше от гнева, чем от чего-то еще.
Определенно, Рону следовало помнить: никогда не использовать слова «глупо» и «Гермиона» в одном предложении.
― Это не глупое притворство, понял? ― хмурясь, зло прошептала она. ― Попробуй поработать Старостой, Рон, — я посмотрю, как у тебя получится.
― Серьезно, Гермиона, даже ты знаешь, что в последнее время не очень-то обращала внимание на работу. И этому, наверняка, есть причины.
― Понимаю. Теперь ты, вдобавок, сомневаешься в моей добросовестности как Старосты, да?
― Нет, нет. Ты же знаешь, это не…
― О чем ты хочешь меня спросить, Рон? Почему бы просто не сказать прямо? ― Та же прядь волос опять упала ей на щеку, и была с раздражением отброшена. ―Пожалуйста. Меня тошнит, я устала от того, что все вечно пытаются подсластить пилюлю. Мерлин… Я не умею читать мысли. Не имею ни малейшего представления, что происходит в чужих головах. Ты что, не понимаешь, насколько, к дьяволу, проще станет моя жизнь, если ты просто перейдешь к делу?
Она все еще хмурилась.
И Рон попытался понять. Сформулировать вопрос. Суть дела. Найти хоть один способ до нее добраться.
― Я не знаю, Гермиона.
― Не знаешь?
― Не знаю, как сказать.
― Ну, тогда и не говори. Брось, забудем об этом.
Рон поймал себя на том, что почти злобно рычит на нее. На самом деле — нет, не почти.
― Черт возьми, Гермиона. Не делай из меня идиота. Как будто у нас нет ни малейших причин для разговора. Если ты предпочитаешь делать вид, что я сошел с ума… что ничего не случилось… как будто вот уже Мерлин знает сколько времени у тебя все в полном порядке… тогда мы теряем время.
― Я не…
― Я хочу только капельку правды. Совсем немного — о том, какого лешего творится в твоей голове. Я в полной растерянности, Гермиона. Глупая ярость Гарри и твоя постоянная задумчивость. Я не имею ни малейшего понятия о том, что происходит, но знаю, что что-то…
― Хорошо, но…
― … и не ври мне больше.
― Прекрати, Рон.
― Что?
― Это. Намеки на то, что я все время вру. Знаешь ли, мне это не нравится.
― А мне не нравится, когда меня обманывают.
― Рон!
Отлично.
Он глубоко вздохнул.
Возможно, Рон и не имел в виду, что она врет… не то, чтобы нагло и грязно… но он не мог отделаться от мысли, что это воспринималось именно так. Только, очевидно, это не метод справиться с ситуацией.
Все еще упираясь руками в стол, он постарался выровнять дыхание.
― Прости, ― пробормотал он.
Ее взгляд смягчился.
― Все в порядке.
― Во всяком случае, я добился от тебя нормальной реакции.
― Извини, что?
― Знаешь… Наконец-то я разговариваю с настоящей Гермионой, а не с картонной куклой, с которой провел все выходные.
Она опять вскинула брови.
― Понимаю.
Секундная пауза, и Гермиона придвинула свой стул ближе к столу. Глубоко вздохнула.
― Слушай, Рон, ― прошептала она с полувздохом, полу… чем-то непонятным в голосе. ― Наверное, это я должна извиниться.
Это было… неожиданно.
Но хорошо. Да. Чудесно. Рон заслуживал извинения за то, что его держали в темноте, за все… недоговоренности и прочее. И, очевидно, это должно было привести к небольшому объяснению. Которое пролет немного света, чтобы можно было найти дорогу назад, к норме.
― Ты прав насчет странности. И что все выходные я была сама не своя. Я не хотела тебя обидеть. Да и Гарри, если честно. Или еще кого-то.
― Я знаю.
― Я только… наверное… что-то просто… ― она отвела глаза и уставилась в стол. ― Я была… то есть, в последнее время, Рон… странной… вроде… Мерлин.
У нее не получается.
А у Гермионы всегда все получалось.
И тогда, если только Рону не показалось, она пробормотала…
― Не могу сказать.
…еле слышно.
― Что не можешь сказать?
Она выглядела напуганной.
― Что?
Мягко, сочувственно:
― Гермиона, что ты не можешь сказать?
Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Темными, туманными, с отсветами пламени.
Смотрела.
И смотрела.
Кусала губу.
…что? Что?
― Староста Девочек, Рон…
Его сердце сжалось от хорошо знакомого недоверия.
― Ой, не начинай, ― рявкнул он, закатывая глаза. ― Только не надо еще раз про префектов и все такое. Мы это уже проходили.
― Ты можешь просто выслушать?
― Что? Опять твои рассказы о том, как трудно быть Старостой? Разумеется, трудно. Честно, Гермиона, я в этом ни минуты не сомневался. И я бы разделил с тобой нагрузку. Правда, помог бы, если бы хоть чуть-чуть годился для такой работы. Но она ведь не должна разрушать душу, правда? То есть, когда моего брата сделали Старостой, он вел себя, как последняя задница. Но он и раньше был порядочной задницей, насколько я знаю. А у тебя нет даже такого оправдания.
Гермиона прищурилась — так быстро, что Рон едва заметил ее движение.
― И что конкретно это должно означать, Рон?
Проиграть в голове последние слова.
Он что, только что назвал Гермиону последней задницей? Потому что он на самом деле, по-настоящему не имел в виду ничего подобного.
― О нет, нет… Гермиона…
― У тебя не очень-то получается подставить дружеское плечо, Рон.
― Прости, я действительно не хотел…
И тут… «Мерлин. Нет.
Нет. Ради бога».
По ее щеке скатилась слеза.
― Гермиона, не плачь… пожалуйста. Ты же знаешь, что я… вечно говорю, не подумав. Клянусь, я не имел в виду…
― Не надо.
― Гермиона…
― Не надо. Ты тут не при чем, окей? ― пробормотала она, смаргивая еще одну слезу.
