Не пытайтесь понять. Тот, кто поймёт Ваирманга, спятит.
Проявлением любви, кстати, следует считать отказ Чёрного Палача официально признать сына. "Слабый он!" — вот всё, что услышите в ответ. Подозреваю, любящий родитель боится массовых вызовов отпрыска на дуэль — и правильно боится, к слову сказать. Открытой стычки с теми же Рыцарями трона мы с Айсуо не выдержим.
Ко мне Чёрный Палач относится сдержанно-насмешливо, может вслух выразить удивление выбором сына, тут же добавив: "Ах да, у тебя особого выбора-то и не было!" Довести меня до слёз пока не удавалось, чем Ваирманг несказанно доволен, поэтому попыток не оставляет. Говорю же — не пробуйте понять. Роннену и Илантиру он немного покровительствует, но в целом ему плевать на них, и это замечательно. Равнодушие — лучшее, чем может одарить подобный безумец.
Что он здесь делает?
— Яанна, — произношение Ваирманга несколько отличается от всех, слышанных мною, — материнство тебе к лицу.
Риан скачет на коленях у хозяина Чёрного Палача. Чёрт, никак не запомню имени! Хессий? Кессий? Кеоссий? В любом случае, очень хочется забрать у него ребёнка и приказать никогда, никогда не приближаться к этому злому дяде!
— И ты здравствуй. Зачем пришёл?
— Я его пригласил, — голос мужа звучит самую малость напряжённо. Ваирманг широко ухмыляется. Великолепно.
— Твоё слово — закон, Роннен. В этом доме дадут поесть несчастной измученной женщине?
— Разумеется. Эй, там!
Когда я утолила первый голод, дражайший супруг изволил сообщить:
— В столице дела… обстоят не так славно, как многим хотелось бы. Уже несколько Рыцарей трона — великих и не очень — были скомпрометированы.
— У каждого имеется собственный скелет в шкафу, — небрежно хмыкнула я, налегая на куропатку. — И насколько серьёзно они вляпались?
— Объявлена охота.
Куропатка почему-то встала поперёк горла. Роннен заботливо похлопал меня по спине.
— Спасибо, дорогой. А информация о тяжких грехах провинившихся хотя бы правдива?
— По-твоему, кто-то проверял? — радостно изумился Ваирманг. — Это же столица, а не ваш захолустный Дойл-Нариж! Развели тут порядок, скоро жители по улицам строем начнут маршировать.
— И что плохого? — Роннен иронически приподнял бровь. Чёрный Палач расхохотался:
— Абсолютно ничего! Люблю, когда под окнами ходят строем… Но опальные охламоны исчезли. Их не убивали, не заточали в родовые и казённые казематы, даже на галеры не продали. Просто хоп! — и нету.
— Откуда сведения?
Ваирманг серьёзно поглядел на моего драгоценного супруга.
— Топтуны у порога потоптались. Честно говоря, всю траву там вытоптали.
— И скурили, — пробормотала я. Мужчины поглядели на меня недоумённо, пришлось махнуть рукой и вежливо попросить Чёрного Палача продолжить политинформацию.
— Лорд Крим, как вы её терпите? Если бы моя жена хоть раз позволила себе подобное…
Разумеется, Ваирманг никогда не женился. У мечей вообще несколько иная физиология — или что там у них вместо? Но его человек — по-моему, всё же Кеоссий — пару лет назад сыграл свадьбу. До сих пор сильно сочувствую той несчастной, которая соединила жизнь с ходячим придатком чокнутой железяки.
Но когда Чёрный Палач решает остепениться и для осуществления своих планов выбирает девицу — у неё не остаётся выбора. Тут и матёрые мужики пасуют.
Раньше, во времена незапамятные, живые мечи умирали вместе с хозяином в любом случае. Но нерациональность подобного обычая скоро стала очевидна всем заинтересованным сторонам. Во-первых, изготавливать такое чудо долго, а сломать — одно движение. Во-вторых, клинок может ведь и не дать тебе совершить это самое простое движенье. И тебе, и тому, кто придёт следом, и ещё сотне добровольцев. Пока добровольцы не закончатся. Чует моё сердце, что Ваирманг так и поступал. Может, оттого мечи и ломали юными — по меркам закалённой стали. А ну как опыта поднаберутся? Фиг же потом справишься!
И в старинном правиле начали делать исключения. Отныне клинок предписывалось преломить, если последний его хозяин пал, не оставив потомков, достойных взять меч в руки. Даже девочка вполне могла продлить жизнь родовому оружию — дочери вырастают, выходят замуж, рожают сыновей… Передавать наследство двоюродным родственникам, правда, запрещалось по-прежнему. Так и не выяснила, кстати, с чего такая дискриминация.
Была ещё одна причина для уничтожения живого клинка — его участие в убийстве хозяина, прямое либо косвенное, или же недостойное поведение во время битвы.
Айсуо по здешним меркам влип что так, что эдак. Но умница Илантир отыскал иную отмазку. Мой меч до сих пор не входит в когорту боевых, тренировочный он — вот и весь сказ. Ваирманг по данному поводу ржёт, как табун буйнопомешанных жеребцов, и вслух восхищается мозгами Янтарного Льда. Кажется, это чуть ли не единственный пункт, по которому мы с Чёрным Палачом сходимся во мнениях безоговорочно.
Сам же Ваирманг хозяев терял не раз и не два. Конкретное количество убитых мечевладельцев он, наверное, и сам не помнит. Ещё не хватало заморачиваться всякими глупостями! Да, терял — и что теперь? Ломать его, единственного и неповторимого? Ну, попробуйте…
С какого-то момента пробовать перестали. Хоронили тело со зловещим мечом в руках — и не дай любой бог из здешнего пантеона хоть кончиком пальца коснуться этого клинка! Спасибо, уважаемые, мы уж лучше так, по-обычному, без идиотского героизма.
Учитывая любовь местных к пышным гробницам, герой-идиот рано или поздно таки находил неприятности на свои вторые девяносто: приходил, вытаскивал меч из истлевших пальцев и становился ходячим придатком монстра.
Теперь Чёрному Палачу даже не придётся нарушать формальности. У его человека около семи месяцев назад родился наследник. А бабу мне по-прежнему жаль.
Роннен не стал отвечать выпадом на выпад. А я закатила глаза и страдальческим тоном попросила всё-таки ближе к делу, а то время, знаете, не резиновое… В смысле, не растягивается до бесконечности. Вот поем — и снова на работу бежать.
Ваирманг тихонько рассмеялся, но просьбу исполнил.
— Само собой, топтуны этими случаями заинтересовались. А куда им деваться, если масса народу сломя голову помчалась признаваться жёнам в измене, правительству — в укрывательстве имущества от налогов, друзьям — в подковёрных играх… Все сразу стали такими честными, что меня начало подташнивать.
Естественно, сам Ваирманг никуда не побежал, хотя у него за душой наверняка немало сомнительных дел, совершённых в последний год. Дела двухлетней и более давности Чёрный Палач за грехи вообще не считает, забывает по истечению времени. Кое в чём этот мерзавец постоянен, в частности, в презрительном отношении к властям и подхалимам. Не то, чтобы я им восхищалась — просто отдаю должное.
