Подняв глаза вверх, морда некоторое время изучал потолок, после все же расстегнул еще две пуговки, дернул край рубашки, открывая глубокий белый рубец, заметный даже под черной порослью на груди, и произнес:
— Единственный маг, который сумел достать меня, и едва не отправил в преисподнюю, был ужасно, невообразимо стар, и казалось, рассыплется на ходу. Внешность обманчива, госпожа Герминштейн, и нет ничего опаснее старого, а соответственно крайне опытного мага!
И морда взялся ожесточенно застегиваться.
Жаль, мне понравилось.
Но было бы глупо с моей стороны не заметить:
— Ничего опаснее старого мага, но не старой ведьмы. — Сев удобнее, продолжила свою мысль: — Грехен не имеет дочери, ко всему прочему она не стала верховной, соответственно после семидесяти пяти лет ее сила начала клониться к закату. Да и она едва ходит, господин мэр!
И тут с площади донесся чей-то оскорбленный вопль:
— Ведьма! Урою!
То есть это мне было. Ну никакого уважения к черной магии от этих новоприбывших, утомляет даже. Подняла руку, щелкнула пальцами… зеленый огонек, сорвавшись, метнулся в раскрывшееся окошко, на площади стало тихо.
Морда вопросительно посмотрел на меня, я с улыбкой на него.
— Мелочи, — заверила черная ведьма.
Просто теперь у одного из солдат, устроивших бесчинство в таверне «Три пескаря», помимо шакальей головы еще и козлиное тело. Думаю, остальные впечатлятся.
Так и вышло, потому что вскоре раздался удаляющийся дружный и дробный стук подков по камням, которыми была выстлана площадь. И вслед за этим жалобное блеяние одинокого козлика. Сжалившись, снова щелкнула пальцами…
— Спасибо, уважаемая госпожа ведьма, — раздался все тот же голос, после чего за улепетывающим отрядом, помчался и этот, вернувший свое тело, но не голову, солдат.
Глядя на меня, морда неодобрительно покачал головой.
— У меня репутация, ее нужно поддерживать, — насупилась я. Ничего не сказав на это, ловец продолжил:
— Полагаю, убийца все же ваша престарелая Грехен, об этом я и сообщу мэтру Октариону.
— Не она точно, — заверила я. — Вы путаете магов с ведьмами, господин мэр!
Усмехнувшись, морда произнес:
— Я редко ошибаюсь, госпожа ведьма. На моей памяти это происходило лишь дважды первый случай оставил мне глубокий шрам на груди, второй… — он усмехнулся. — Собственно вы и есть второй случай.
Мне даже как-то лестно стало. Не удивительно, что заулыбалась вся.
Но уже в следующий миг моя улыбка померкла — потому как распахнулась дверь, пропуская сначала госпожу Анарайн, а следом рожу!
И разом сразу накатило очень знакомое ощущение — бесят!
Все бесит! И Белая магианна, на которой и следа от моровой язвы не осталось, что собственно она и демонстрировала голыми руками, откровенным декольте до самого украшенного сверкающим камешком пупа и открытыми высокой прической плечами, и белый маг в смокинге черного цвета. Чего он вообще черный нацепил?! А больше всего бесит то, что морда, обернувшись и узрев белую магианну, напрочь решился дара речи…
Вот именно это, почему-то, разозлило окончательно!
Но все только начиналось…
Шаг, при котором стало ясно, что на магианне три прозрачные юбки, от чего силуэт ног смутно, но просматривался, и госпожа Анарайн сладко пропела:
— Телль, дорогая, как ты себя чувствуешь? Мы так волновались о тебе. Телленька.
Сейчас кого-то стошнит. Меня.
— Ах, дорогая, — белая неспешно приближалась, окутывая всю спальню морды облаком сладких приторных, но жутко стойких духов, — что это за столь нетипичное для черных стремление рисковать своей жизнью, ради спасения совершенно посторонней тебе ведьмы? Чем ты только думала, маленькая? У меня задергался глаз… основательно.
А самое отвратительное — морда подскочил со стула, пододвинул его белой и произнес:
— Прошу вас, госпожа Анарайн.
— Ах, вы так любезны, — пропела магианна.
Уже тошнит!
Настолько тошнит, что в голове потемнело!
— Все, с меня хватит! — прорычала взбешенная черная ведьма. — Слушай ты, белая!..
— Да-да, маленькая, — магианна подалась ко мне, глядя как на самого любимого больного и от того дико капризного ребенка. — Ты чего-нибудь хочешь, Теллечка? Ты только скажи, я все-все для тебя принесу.
В глазах искренность и сочувствие, в каждом жесте забота, на лице даже не маска, я бы притворство поняла, но нет, обо мне правда беспокоились!
И второй глаз задергался тоже!
— Элим, не наседай, ты же знаешь, что черные подобного не приемлют, — осадил сестру рожа.
A эта белая, которая хуже любой черной, сладко так:
— Но, дорогой. Теллечка ведь не совсем черная, ты же знаешь, и вообще я не понимаю этого «белая» «черная» среди родственников. А мы ведь уже почти семья.
Молча вскинула руку, щелкнула пальцами.
Несколько искр сорвавшись с кончиков ногтей, метнулись к мантии и вмиг приволокли ее ко мне. Молча, не вставая с постели, оделась. Потом решительно встала.
— Госпожа ведьма, еще три… — начал было морда. Умолк под моим очень недобрым взглядом.
С кровати я сошла как с пьедестала, поискала туфли взглядом, обнаружила, придерживая край тяжелой мантии обулась, после чего, совершенно игнорируя и морду и белую магианну, вплотную подошла к роже. Остановилась, запрокинув голову и с ненавистью глядя к его голубые глаза.
— Зачем ты так? — тихо спросил напряженный Арвейн.
И хватает же совести у некоторых!
Сузив глаза, тихо, но отчетливо произнесла:
— Слушай внимательно, белый, я повторять дважды не буду — не становись на моем пути.
Голубые глаза мага медленно сузились, лицо окаменело, оно и не удивительно, редко кому черная ведьма бросает клятву ненависти. У нас все просто — мы не угрожаем, мы говорим «Не становись на моем пути». И этого достаточно, чтобы враг понял игр не будет, уступок не будет, будет схватка не на жизнь, а на смерть.
— Телль!.. — испуганно вскрикнула белая магиня. Надо же, все поняла, значит, не безнадежна.
Впрочем, какая мне разница, поняла или нет, мой враг не она.
— Надо же, — продолжая пристально смотреть в мои глаза, произнес мэтр Октарион, — ты еще более наивна и благородна, чем я думал, Телль.
Молча вскинула бровь.
— Не понимаешь, — усмехнулся белый.
Не отреагировала. Белый растянул губы в улыбке, хмыкнул, затем чуть наклонившись, выдохнул мне в лицо:
— Мы больше не будем играть по твоим нелепым правилам, ведьмочка.
Сузила глаза сильнее, чувствуя, как внутри загорается ярость.
— В этом больше нет смысла, — продолжил рожа, и добавил, указав взглядом на карман с письмом от родителей. — раз уж ты все знаешь.
