– Почему?
– Этот мир не может стать лучше, потому что в основе его лежит грех. Ты можешь убрать руку от пламени, юноша.
Лагин поспешно отдернул руку и взглянул на ладонь. Он ожидал увидеть сильнейший ожог, но ладонь была чиста и ничуть не повреждена.
Тем временем Гербериус поднес свою руку к язычку огня, и язычок послушно перебежал с фитиля на его широкую и мозолистую, словно у ремесленника, ладонь.
– Во всем, что ты видишь, нет никакого волшебства, – сказал Гербериус. – Чудо – это знание. Бог создал мир, чтобы мы познавали его. Узнаешь, как мир устроен, – научишься им повелевать.
Он щелкнул пальцами, и огонек взмыл в воздух, превратившись в огненного мотылька. Мотылек немного покружил по комнате, затем выпорхнул в открытое окно и исчез. Гербериус взглянул на удивленного Лагина.
– Я возьму тебя в ученики, – сказал он. – Но если ты меня ослушаешься, хотя бы раз, я вышвырну тебя на улицу.
Лагин облизнул пересохшие губы и робко уточнил:
– Как ты вышвырнул того юношу, которого я встретил у твоего дома?
Гербериус кивнул:
– Да. Я научу тебя многим полезным вещам. Но прежде запомни: если наметил себе цель, не отступайся и иди до конца. Даже если цель стала казаться тебе слишком призрачной или неправильной – продолжай свой путь. Ты никогда не знаешь, куда заведет тебя дорога. Но ложное движение лучше праведного покоя.
В тот же вечер Лагин встретил наглого оборванца на рыночной площади. Тот сидел на каменных ступенях и ел финики. Он по-прежнему был одет в грязное тряпье, но поверх тряпья красовалось роскошное лазоревое корзно с ярко-алой подкладкой.
Увидев проходящего мимо Лагина, оборванец окликнул его и спросил:
– Я слышал, Гербериус взял тебя в ученики? Правда ли это?
– Это правда, – ответил Лагин.
Оборванец плюнул финиковую косточку под ноги Лагину и нагло заявил:
– Гербериус – грешник. Пути Бога и науки расходятся.
– Значит, я родился, чтобы соединить их, – сказал на это Лагин.
Несколько секунд оборванец с интересом разглядывал его, затем усмехнулся и изрек:
– Что ж, если у тебя получится, ты станешь величайшим ученым мужем на свете. Ты, конечно, болван и достоин хорошей порки, но я желаю тебе успеха.
6
Из задумчивости Лагина вывел резкий голос Глеба:
– Тише! Замрите!
Лагин, Диона, Прошка и Хомыч остановились. Лагин прищурил близорукие глаза и увидел нечто удивительное. Между ними и Глебом, перекрыв тропу, висело прозрачное, подергивающееся облако.
– Что это? – спросил Лагин.
– Не знаю, – ответил Глеб. – Диона, что это за гадость?
– Я никогда прежде такого не видела, – откликнулась девушка.
Облако продолжало висеть поперек тропы. Оно было не больше полутора метров в диаметре, почти полностью прозрачное, словно сделанное из жидкого стекла или подвижного прозрачного газа, и лишь в самой сердцевине слегка туманное.
Лагин смотрел на облако, как зачарованный. Он вдруг сунул руку в котомку и шагнул навстречу облаку.
– Что ты делаешь? – сердито спросил Глеб.
– Я хочу взять пробу, – ответил ученый муж.
– Пробу? Забудь. Не вздумай к нему приближаться.
– Почему?
– Мы не знаем, что это такое.
– Но есть лишь один способ узнать, верно?
Порывшись в котомке, Лагин достал странную вещицу, похожую на глиняный кувшинчик, к которому была приделана мягкая груша из непонятного материала.
Вытянув перед собой кувшинчик и взволнованно поблескивая очками, Лагин стал осторожно приближаться к странному облаку. Казалось, оно разгадало его маневр и, тихо тронувшись с места, тоже медленно заскользило навстречу ученому мужу.
Он испугался и отдернул руку, но в тот же миг облако быстро скользнуло вперед и накрыло Лагина целиком.
Прошка кинулся было ему на помощь, но Глеб остановил его жестом. Затем взглянул на Лагина, окутанного подрагивающим, сгущенным воздухом, и спросил:
– Как ты себя чувствуешь, ученый муж?
Лицо Лагина просияло.
– Это просто… чудесно! – выдохнул он, блаженно улыбаясь. – Мне даже не с чем это сравнить… Это… Это лучше, чем бурая пыль!
Глеб смотрел на Лагина с жестким прищуром.
– Что ты почувствовал? – спросил он. – Говори!
– Я снова ребенок, – мягко проговорил Лагин. – Я вижу свое детство, Глеб! Но не все, а только самые лучшие события. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что это облако – Ангел Небесный!
Вдруг облако, окутавшее Лагина, стало стремительно темнеть.
– Лагин, выходи оттуда! – быстро сказал Глеб.
– Что? – не понял тот.
– Облако темнеет! Выходи!
– Темнеет? Но я ничего не вижу.
Похоже, стоя внутри, Лагин действительно не замечал происходящих с облаком изменений.
– Выходи оттуда! – крикнул Глеб.
Но Лагин лишь рассеянно улыбнулся и закрыл глаза. Облако продолжало сгущаться.
– Черт! – рявкнул Глеб.
Он бросился вперед и успел вытолкнуть Лагина из облака за мгновение до того, как, продолжая сгущаться, оно стало черным.
Холодная тьма окутала Глеба, ему вдруг стало трудно дышать, а в голове зашумело. Оцепенение, словно яд, быстро распространялось по его телу.
«Пропал!» – понял он и, сцепив зубы, последним судорожным усилием вырвался из облака. Сделав два шага, Глеб лишился сил и рухнул на траву.
Открыв глаза, Глеб увидел склонившихся над ним Диону и Лагина.
– Где оно? – хрипло спросил он.
– Облако исчезло, – ответил Лагин. – Растаяло.
Глеб приподнялся и сел на траве.
– Сколько я был без сознания? – спросил он.
– Недолго, – ответил Лагин. – Как ты себя чувствуешь, Первоход?
Глеб не ответил. Он взглянул на Диону и спросил:
– Что это было?
– Я не знаю, – ответила она. – Я никогда такого прежде не видела.
Глеб пристально всмотрелся в ее лицо.
– Лжешь. Ты знаешь, что это такое. Говори!
Диона смутилась.
– Я… Я слышала о нем, но никогда раньше не видела своими глазами. На нашем языке оно называется «дургана мора». На ваш язык это можно перевести как «облако-упырь». Дургана мора питается воспоминаниями людей.
– Почему ты не предупредила нас?
– Я не знала, что это дургана мора. В Гиблом месте случается много странного, Глеб.
Орлов перевел взгляд на ученого мужа.
– Лагин, ты помнишь свое детство?
Лагин наморщил лоб, припоминая, и на лице его вдруг отобразилось отчаяние.
– Боже мой… – пробормотал он, бледнея. – Я не помню ничего хорошего. – Лагин взъерошил ладонями седые волосы. – Это ужасно! Я помню только плохое! Помню, как меня высек отец… Как заперла в амбаре мать… Как соседский мальчишка Довбуш ударил меня палкой по голове… Но напрочь позабыл все хорошее! – Он поднял взгляд на Глеба и повторил полным горечи голосом: – Это ужасно!
