– Дядя Первоход, а ты? – спросил вдруг Прошка. – Ты ведь тоже был внутри облака.
Глеб задумался. Потом пожал плечами и сказал:
– Со мной все в порядке. Я все помню.
– Дургана мора высосала из Лагина хорошие воспоминания, – пояснила Диона. – Но тебя она не одолела.
Глеб вздохнул и поднялся на ноги.
– Нам пора идти дальше, – сухо произнес он. – Послушай внимательно, что я тебе скажу, ученый муж: если ты еще хоть раз ослушаешься меня, я сам тебя прикончу. Ты хорошо понял меня, Лагин?
– Я понял тебя, Первоход.
Лагин выглядел несчастным и потерянным, словно вместе с воспоминаниями детства ядовитое облако высосало из него саму жизнь.
Глеб поправил на поясе меч, кинжал и сумку-ташку, закинул на плечо котомку и распорядился:
– Идем в прежнем порядке. И больше никаких фокусов.
Затем повернулся и твердой стопой шагнул на тропу. Поход возобновился.
Лагин уныло плелся позади всех. Из горла его то и дело вырывался горестный вздох. Пройдя полверсты, Диона оглянулась и сказала:
– Не расстраивайся, ученый муж. Память еще может к тебе вернуться.
Лагин недоверчиво блеснул очками.
– Откуда ты знаешь? – с сомнением спросил он.
Диона улыбнулась:
– Я это вижу. Главное, поменьше об этом думай. В твоем сердце поселилась тревога, но если ты поддашься унынию, оно убьет тебя.
– Ты права, – внезапно согласился Лагин. – Я христианин, а для христианина уныние – великий грех. Я не буду думать о плохом.
Лагин улыбнулся и высоко поднял седовласую голову.
7
По Кишеню шли еще около часа, и когда город-призрак остался за спиной, Глеб вздохнул облегченно.
– Ну, вот, – сказал он. – Теперь идем по этой тропе, и она приведет нас к речке Протекайке. Дальше пойдем вдоль нее.
– А мы не можем соорудить плот и сплавиться по ней? – поинтересовался Лагин.
Глеб отрицательно покачал головой:
– Нет. Раньше было можно. Но года три назад все изменилось. Ходоки говорят, что река устала.
– Как это устала? – не понял Лагин.
– Она больше не держит бревна и жердины, – объяснил Глеб. – Они тонут, словно железные. И людей она тоже не держит. Ни один пловец, даже самый хороший, не удержится на поверхности Протекайки дольше минуты.
– Странно, – пробормотал Лагин. – Любопытно было бы исследовать свойства этой воды. Первоход, ты позволишь мне подойти к реке и зачерпнуть немного воды в бутылку?
– Сперва дойдем до реки, а там решим, – ответил Глеб.
Он повернулся и зашагал по тропе. Прошка бегом нагнал его и пошел рядом. Поход через мертвый город подействовал на мальчишку угнетающе, и теперь ему хотелось поговорить.
– Дядя Первоход, – начал он, шагая в ногу с Глебом, – я слышал, что ты пришел на нашу землю издалека. Верно?
– Верно, – кивнул Глеб.
– Ты много путешествовал?
– Да. Пришлось помотаться.
– И как там живут люди, в чужих-то краях?
– По-разному, Прохор. Где-то хорошо, где-то не очень.
– А есть ли на земле места, где люди живут без забот?
– Нет, таких мест нет. Есть страны и города, где люди сыты и одеты. Но тоскуют люди везде одинаково.
– Будь я богат, я бы не тосковал, – уверенно заявил Прошка.
– Это тебе так кажется. Вот представь себе, что у тебя все есть. Какую еду ты любишь?
– Мясо и пироги.
– Вот представь себе, что у тебя горы мяса и пирогов. Ешь ты это мясо день, другой, третий, десятый… Через месяц оно тебе уже в глотку не лезет. А через два ты на него и смотреть без отвращения не можешь. Ты вспоминаешь вкус хлебной горбушки, которую тебе швыряли у кружала, и этот вкус кажется тебе самым лучшим вкусом на свете.
Мальчишка покосился на Глеба с сомнением:
– Нешто так бывает?
– Бывает, Прохор, бывает. Человеку для счастья не так уж много и нужно. Любимое дело да горячий обед на столе. И чтобы родные люди не болели. Вот, пожалуй, и все. Хотя… есть и еще одно. То, чего ни за какие деньги не добудешь.
– И что же это?
– Смысл. Чтобы жить не зря, а для чего-то. Для чего-то такого, за что и жизнь не жалко отдать.
– И у тебя есть этот смысл?
– Наверно, да, – ответил Глеб, немного поразмыслив. – За Пепельным озером есть место, где могут ответить на все мои вопросы. И я постоянно помню об этом месте.
– И сейчас ты идешь туда?
Глеб кивнул:
– Угу.
Прошка нахмурился и несколько шагов шел молча. Потом спросил:
– А по дому своему не скучаешь?
– Очень скучаю, – признался Глеб. – В этом-то вся проблема. С одной стороны – ответы на все мои вопросы, с другой – дом. Тут хоть разорвись.
– А что важнее?
Глеб вздохнул:
– Не знаю, Прошка… Правда, не знаю. Дом – это ведь тоже ответ.
Прошка шмыгнул носом и задумчиво проговорил:
– Мне тоже бывает тоскливо. Особенно когда лежу на стогу сена и на звезды смотрю. Такие они маленькие и далекие. И кто их туда подвесил?
– Бог, наверное.
– А который из них? Род, Даждьбог или Перун?
Глеб взъерошил рукою волосы мальчишки, улыбнулся.
– Неважно – кто именно. Важно, что они там висят, и мы их видим.
Прошка не совсем понял, но на всякий случай кивнул.
Еще несколько минут они молча шагали по тропе, но вдруг Глеб остановился и поднял руку:
– Стойте!
Все остановились. Глеб приблизился к небольшому предмету, лежащему у обочины тропы. Только очень внимательный взгляд мог отличить этот предмет от обычного комка земли.
Первоход наклонился, поднес к нему пальцы и замер, словно пытался уловить исходящее от предмета тепло. Затем шевельнул пальцами и, секунду поколебавшись, взял предмет в руку.
– Чего это? – спросил Прошка.
– Чудна́я вещь.
– Чудная? А что в ней чудного?
– Еще не знаю.
– А почему ты вообще решил, что это она? – поинтересовался Лагин.
Глеб усмехнулся и провел пальцем по предмету. К пальцу прилип комочек грязи, а на очищенном месте блеснула зеркальная поверхность.
Глаза Лагина удивленно расширились за стеклами очков.
– Я бы ни за что не обратил на нее внимания.
– Я ходок, – сказал Глеб. – Я на все обращаю внимание.
Глеб вынул из кармана тряпицу, завернул в нее предмет и сунул его в сумку. Посмотрел по сторонам.
– Не нравится мне все это, – настороженно проговорил он.
– Что? – поинтересовался Лагин.
– Уж больно все тихо да гладко.
– Может, нам просто повезло? – Ученый муж поправил пальцем очки и улыбнулся. – Ведь и ходокам иногда везет, верно?
– Не знаю, – отозвался Глеб. – Со мной такого никогда не было. В Гиблом месте всегда что-то теряешь. – Он покосился на Лагина и с усмешкой добавил: – Или кого-то.
– Ты слишком мрачно смотришь на жизнь, – возразил ученый муж. – Иисус запретил нам унывать и сделал нас бесстрашными. На все воля Божья, ходок.
