– Глеб! – позвал вдруг кто-то.
Мужчины схватились за мечи и резко повернулись к окну.
– Глеб! – вновь позвал от окна тихий женский голос. – Глеб, это я, Милана! Открой ставни!
Первоход побледнел.
– Я очнулась на полу! – снова прозвучал женский голос. – Я истекла кровью... Пожалуйста, открой!
Глеб шагнул к окну, но Замята схватил его за рукав.
– Не открывай, – предостерег он. – Она не настоящая.
– Я знаю, что делаю, – сухо возразил Глеб.
Он стряхнул руку Замяты и двинулся к окну, но десятник Видбор встал у него на пути, угрюмо сверкая глазами из-под косматых бровей.
– Не глупи, ходок, – пророкотал он. – Если это призрачная тварь, она убьет нас всех.
– Любый мой... – вновь позвала от окна Милана. – Глеб, помоги мне... Пожалуйста...
Глеб взглянул на Видбора и процедил сквозь стиснутые зубы:
– Уйди с дороги, десятник.
Видбор покачал головой:
– Нет.
Первоход с лязгом выхватил из ножен меч.
– Уйди! – повторил он, глядя Видбору в глаза.
Несколько секунд они молчали, сверля друг друга взглядами, затем десятник сдался и отошел в сторону. Глеб шагнул к окну. Остановившись у окна, он приник к щели между ставнями и хрипло спросил:
– Милана, это ты?
– Да... Помоги мне, Глеб.
Первоход сунул меч в ножны, скинул с петли железный крюк и распахнул створку ставни.
Быстро втянув девку в дом, Глеб захлопнул створку и снова набросил крюк на петлю.
Милана была смертельно бледна, под глазами у нее пролегли темно-фиолетовые тени, щеки запали. Повязка на руке взмокла от крови. Сердце Глеба сжалось от тоски, жалости и страха.
– О боги! – выдохнул он. – Ты потеряла много крови!
– Она... – Милана сглотнула слюну. – Она резала меня ножом...
– Тихо. – Глеб нежно погладил девушку по окровавленным волосам. – Не трать силы на слова. Я все знаю. Прости меня.
– За что? – робко спросила Милана.
В руке Глеба сверкнул нож.
– За это! – рявкнул он и всадил его Милане в грудь.
Девка раскрыла рот и зашипела, как змея. Глеб оттолкнул ее от себя, и она рухнула на пол. Тело ее стремительно побледнело и стало опадать, превращаясь в слизь. Глеб вытер нож об ее платье, сунул его в ножны, взглянул на ошалевших приятелей и сказал:
– Мы обмажемся этой слизью.
– Что? – Замята облизнул губы. – Ты хочешь, чтобы я обмазал себя этой дрянью? Да ни в жизнь!
Видбор положил ему на плечо тяжелую руку.
– Первоход прав, – сказал он. – Они подослали эту девку, чтобы она сожрала нас и превратила в тварей. Если мы обмажемся слизью, они примут нас за своих.
– А если запах тут ни при чем? – нервно проговорил Замята. – Если в их глазах мы просто иначе выглядим!
– Тогда и будем думать, что делать дальше, – сказал Глеб. – А пока – садитесь рядом и натирайте лицо, шею и руки слизью.
Видбор, Замята и молчаливый Анчутка, скривив рты и наморщив от омерзения носы, двинулись к растаявшему телу.
Через пять минут физиономии всех четверых были плотно покрыты черной грязью.
– Выйдем через дверь – открыто, – распорядился Глеб.
– Они удивятся, когда не увидят с нами рядом Милану, – заметил Видбор.
– Если спросят, скажем, что Первоход... прежний, настоящий Первоход... убил ее, – сказал Глеб. – Не будем терять время.
И Глеб первым зашагал к двери.
Когда Глеб Первоход, десятник Видбор, дознаватель Замята и коротышка Анчутка вышли из дома, твари расступились, давая им проход и разглядывая их пристальными, неподвижными взглядами.
Навстречу выдвинулся Бава Прибыток.
– Как все прошло? – спросил он, сверля черными, бездушными глазами лицо Глеба.
– Нормально, – ответил тот невозмутимым голосом. – Пришлось повозиться с Первоходом, но в целом все хорошо.
Площадка перед домом была ярко освещена факелами. Твари, переминаясь на грязном снегу, вглядывались в лица новичков, перепачканные черной слизью.
Глеб, Видбор и Замята держались невозмутимо и независимо, лишь перепуганный Анчутка жался к ноге Глеба. Он был бледен, на лбу у него поблескивали в свете факелов капли пота, губы мелко подрагивали.
– А что с этим? – кивнул на коротышку Бава Прибыток.
Глеб взглянул на Анчутку и спокойно ответил:
– Первоход ударил его мечом из белого железа. Слава богам, удар пришелся голоменью.
Глеб положил руку Баве на плечо и сдвинул его в сторону. Затем невозмутимо двинулся дальше.
– Куда ты? – прищурился чернобородый купец.
– Хочу наведаться в княжьи палаты, – ответил Глеб, не оборачиваясь.
– Мы не можем добраться до князя. Охоронцы заняли глухую оборону. Их мечи выковал кузнец Вакар. Они из белого железа.
– Я знаю, как обмануть князя, – небрежно проговорил Глеб.
Замята и Видбор двинулись следом за Глебом.
– Вы с ним? – вскинул брови Бава Прибыток.
– Да, – спокойно ответил Видбор. – Десятник и дознаватель – люди князя, и он доверяет нам.
Толпа двойников расступилась перед ними, и они беспрепятственно дошли до телеги. Псевдо-Бава угрюмо смотрел им вслед.
– Когда я нашел Милану в амбаре, она была еще жива! – крикнул он вдруг. – Добить ее было так приятно!
Глеб не отреагировал. Он спокойно забрался на телегу. Десятник Видбор уселся рядом с ним и взял в руки поводья. Замята помог вскарабкаться Анчутке и сам запрыгнул на задки. И тут Анчутка, не выдержав напряжения, закричал:
– Всесильные боги-думраны, помогите нам! – И, зарыдав, прижался к Глебу.
– Хватайте их! – тотчас взревел Бава и первым бросился к телеге.
Замята взмахнул кнутом.
– Пошла, залетная!
Лошадка резко взяла с места. Глеб выхватил из кобуры ольстру, Замята положил на тетиву арбалета тяжелую стрелу.
Загрохотали выстрелы, засвистели стрелы. Оборотни один за другим кувыркались через голову и падали в мерзлую грязь с простреленными головами и шеями, пронзенными стрелами.
Лошадка резво стучала копытами по мерзлой дороге, фыркая ноздрями и пуская в темный воздух облака белого пара. Над ее ушастой головой раскинулось огромное звездное небо.
– Кажись, оторвались, – проговорил десятник Видбор, опуская окровавленный меч.
Глеб нахмурился и покачал головой.
– Не думаю, что все так просто.
– По-твоему, это было просто? – вскинул брови Замята. – Я чуть в штаны не напустил от ужаса!
– Да, но твои стрелы били точно в цель, – заметил Видбор. – А быть хорошим воином можно и с мокрыми штанами.
Глеб усмехнулся и вытер рукавом испачканное слизью лицо. Затем сунул руку в карман охотничьей куртки, взял щепоть бурой пыли и быстро отправил ее в рот.
Это движение не укрылось от взгляда десятника.
– Что ты делаешь, Первоход? – спросил он, прищурив серые, колючие глаза.
