И тут он очнулся. Что за идиотские мысли стали одолевать его? Культура? Он? Он что, свихнулся?
Решительно рванулся он дальше на север, в бой.
Спустя некоторое время произошло многое.
Когда вьюга прекратилась, он смог разглядеть горные пастбища. Видел бесконечность, но нигде не было пастушеской избы, боя, следов сражений.
Увидел же он совсем иное.
Четверо мужчин верхом на лошадях направлялись к нему.
Люди Воллера вчера вечером получили сведения об Эльдаре и Виллему. Да, они жили в Турбенне два месяца – столько прошло со дня убийства Монса Воллера и его спутника. Но сейчас их увезли в горы, видимо, в одну из пастушеских изб. Люди Воллера не думали о борьбе. Они выехали из дома, чтобы мстить. Они быстро приближались, увидя его.
– Это Эльдар из Черного леса, – сказал один из них. – Мы нашли его! И теперь… осталась только одна девчонка!
Никлас и Доминик вынуждены были искать убежище в первой попавшейся пастушеской избе. Дороги, которая им была нужна, они не нашли и не решились подвергать и дальше своих лошадей такому напряжению. Когда они неожиданно для себя вышли к какому-то строению, расположенному на вересковой пустоши, то испытали огромное облегчение. И сами они, и их лошади оказались в тепле и смогли отдохнуть в такую негостеприимную ночь. Но они думали только о Виллему.
Сражение между фогдами и повстанцами их не интересовало. И как только рассвело, они снова пустились на поиски своей исчезнувшей родственницы.
– Мне кажется, снегопад ослабевает, – сказал Никлас.
Они наугад ехали некоторое время по пастбищу с редко растущими березами.
– Да, – согласился Доминик. – Он уже не так силен, хотя эти адовы крупинки все еще бьют по лицу крепко. Впрочем, кажется дело идет к концу.
Спустя минут десять снегопад прекратился совсем. Горное пастбище открылось перед ними полностью. Только ветер еще продолжал выть, унося с вершин снег тонкими слоями, словно песок во время бури в пустыне.
– Вон пастушечья изба, – воскликнул Доминик и показал вперед.
– А вот и другая, – произнес Никлас, – в противоположном направлении. Куда поедем сначала?
– В ближайшую. Пошли!
Когда они подъехали ближе к избе, Доминик напряженным голосом сказал:
– Из трубы идет дым.
– Тогда они там. Этот проклятый Эльдар из Черного леса! И Виллему? Что с ней случилось? Разучилась здраво рассуждать?
– Ей же всего семнадцать, – сказал примирительно Доминик. – И, с позволения сказать, она в душе еще ребенок. До удивления неопытный. Она его явно не распознала. Полностью ослеплена его очаровательной внешностью.
– Да, сейчас мы, во всяком случае, вломимся в их идиллию. Постучим или войдем сразу?
– Дверь, наверное, на замке, – напряженно произнес Доминик.
Но, когда они толкнули дверь, она тут же открылась.
В изумлении смотрели они на сцену, открывшуюся перед ними в полумраке комнаты.
Какие-то люди в кроватях и вокруг стола. Двое серьезно раненых мужчин лежат на полу. Виллему с искаженным от боли лицом ходит от одного к другому и пытается оказать помощь одновременно всем…
– Виллему!
Она быстро обернулась. Глаза, от усталости потухшие, лицо от слез покрыто грязными полосами, а волосы торчат во все стороны, словно они никогда не знали гребня.
– Никлас? Доминик, – произнесла она устало, как будто не понимая происходящего. Они быстро вошли в помещение.
– Что все это значит?
Виллему присела у стола, оперев лоб на ладони.
– Он ушел, – произнесла она невнятно. Никлас поднял ее голову.
– Ты больна, Виллему.
– У меня нет на это времени. Я должна помогать…
– Нет, сейчас ты должна посидеть спокойно, об этом позаботимся мы. Скажи только, что все это значит?
Она попыталась объяснить, но это оказалось для нее очень сложным. Люди, стоявшие сзади нее, сначала в страхе отступили назад, но теперь осторожно стали приближаться к вновь прибывшим и смотрели им прямо в глаза. Никлас и Доминик делали вид, что не обращают на них внимания.
Один из мужчин, лежавший на полу, тот, у кого была раздроблена рука, устало сказал:
– Эта чудесная девушка невероятно устала. Любой из нас видит, что она сама больна, но пыталась все время утешить нас, облегчить наши страдания.
– Но кто же все эти люди? – в волнении спросил Никлас. Его уже окружили.
– Рабы из Тубренна. Рассказать об их нечеловеческих страданиях невозможно. Эльдар из Черного леса и она получили приказ тайно вывезти их сюда до начала сражения. Я не хочу утверждать, что Эльдар прилично вел себя с ней.
Доминик вскочил.
– На что вы намекаете?
– Я хорошо слышал, о чем они говорили. Обычные приставания. И когда он не смог добиться того, чего хотел, он, взбешенный, убежал. Сражаться.
Двое из рода Людей Льда обратили свои взоры на Виллему.
– Он тебе ничего не сделал?
Она отрицательно покачала головой.
– То, что говорит этот человек, – неправда. Эльдар хорошо относился ко мне. Он хотел на мне жениться, вы его не знаете. Глубина его души неизведанна. Он ничего не сделал мне плохого. Вчера вечером я почувствовала боли.
– Что за боли? – спросил Никлас.
– Ты знаешь… я все время должна выбегать на улицу… да, тебе это известно… все время.
После небольшой паузы Доминик от души рассмеялся:
– Спасена! После столь до смешного глупых переживаний Виллему вернулась.
– Ничего смешного в этом нет, – резко сказал Никлас. – Мучения дьявольские, это я могу подтвердить.
Доминик стал серьезным.
– Я не об этом. Просто почувствовал необыкновенное облегчение. Не ты ли говорила, что никогда не выйдешь замуж?
Она не ответила.
– Горячая вода есть? – спросил Никлас.
– Да, этого достаточно.
Он налил воду в кружку.
– Выпей, Виллему! И еще одну кружку. Это поможет. Хочешь, я попытаюсь исцелить тебя с помощью моей специальной силы?
– Путем накладывания рук? – вступил в разговор Доминик. – Нет, знаешь, что! Подумай сначала!
Никлас понял, что это может породить новые проблемы, и отказался от своего намерения. Он склонился над ранеными и стал их осматривать. Виллему в это время послушно пила воду, Доминик же грустно гладил ее спутавшиеся волосы. Ею овладела апатия. Она только изредка вздрагивала от боли.
– Ты доктор? – спросил мужчина с раненой рукой.
– Не совсем, – улыбнулся Никлас. – Но кое-чему обучен. Моя сила в руках. Они исцеляют.
– Храни меня Бог! Может быть, вы сможете сохранить мне руку?
– Нет, на такое я не способен. Но попытаюсь сшить кусочек. Но сначала, с вашего позволения, я немедленно должен заняться вашим товарищем.
– Конечно. Как он себя чувствует?