– Не шали, ходок, – грубо сказал он. – Я просто развлекусь, а после отпущу вас.
– Первоход? – дошло вдруг до жилистого. – Так ты и есть хваленый Первоход? – Жилистый разбойник окинул фигуру Глеба любопытным взглядом и ухмыльнулся. – Вот ты, значит, какой.
Глеб облизнул сухим языком сухие губы и сказал, обращаясь к рыжебородому и чеканя каждое слово:
– Если ты отпустишь ее сейчас, я позволю тебе и твоему приятелю уйти.
– А если нет? – прищурился рыжебородый.
– Тогда я убью вас, разрублю ваши туши на куски и скормлю стервятникам.
Оба беглых ратника повидали за свою жизнь немало страшных вещей и не раз смотрели смерти в глаза, но сейчас они испытали невольный трепет. Исступление, прозвучавшее в словах Глеба, и весь его облик, в котором проступило что-то нечеловеческое, напугали бы и самого отчаянного храбреца.
Разбойники взволнованно переглянулись. Однако отступать они не собирались.
– Напрасно ты так волнуешься, парень. – Рука рыжебородого скользнула к груди Бровки. – Смотри. Ей и самой это нравится. Тебе ведь это нравится, милая?
Рыжебородый сжал пятерней грудь Бровки. Жилистый на мгновение отвел взгляд от Глеба и уставился на эту пятерню. Дальнейшее произошло так быстро, что разбойники не успели ничего понять. Глеб шагнул вперед, быстро зашел жилистому разбойнику за спину, перехватил скорострел, передернул зарядную скобу и направил его дулом на рыжебородого.
– Пригнись! – коротко обронил он.
Бровка быстро пригнула голову, и Глеб нажал на спуск. Стрела со свистом рассекла воздух и, вонзившись рыжебородому разбойнику в щеку, пробила ее насквозь. Тот вскрикнул и выпустил Бровку из лап.
Глеб сдавил жилистому бродяге пальцами шею, и когда тот обмяк, отшвырнул его в сторону и двинулся на рыжебородого.
– Не убивай меня… Первоход, – прохрипел тот, обливаясь кровью из разорванной стрелой щеки.
Глеб остановился и взял в прицел скорострела его лицо.
– Я слышал про тебя… – снова прохрипел бродяга. – Ты убиваешь темных тварей… Но я не темная тварь… Слышишь, Первоход, я не темная тварь.
– Ты хуже, – сказал Глеб и нажал на спуск.
Стрела вонзилась рыжебородому в лоб, пробила ему череп насквозь и пригвоздила к стволу пихты. Рыжебородый хрипло выдохнул и обмяк на стреле, как тряпичная лялька, которую нацепили головой на гвоздь.
Второй бродяга тихо застонал на земле. Глеб повернулся к нему и передернул зарядную скобу.
– Нет, Первоход, – дрогнувшим голосом произнесла Бровка.
– Нет?
– Он безоружен и ранен. Если ты добьешь его, ты станешь таким же, как он.
Глеб нажал на спусковой крючок. Потом опустил скорострел и сухо сказал:
– Я уже такой, как он, милая.
Поставив скорострел на предохранитель, Глеб сунул его в кобуру. Затем молча нагнулся и снял с мертвого бродяги свой пояс и ножны.
– Ты все еще хочешь, чтобы Хлопуша и Рамон считали тебя мужчиной? – поинтересовался он, застегивая массивную пряжку на широком кожаном поясе.
– Да, – тихо ответила Бровка.
– Тогда тебе придется привыкнуть ко многим страшным вещам.
Поправив ножны и одернув плащ, Глеб положил руку девушке на плечо и повернул ее к поляне.
– Идем, Бровик. Хлопуша и Рамон нас уже заждались.
Первоход греб равномерно и неторопливо, лодка стремительно скользила вперед. Позади оставались перекаты и тихие плесы. Медленно проплывали мимо обрывистые берега, поросшие черными пихтами и соснами.
Взгляд Глеба был хмур и рассеян, словно у человека, решившегося на опасное предприятие, но не уверенного до конца, что он поступает правильно. Изредка он выходил из задумчивости и хмуро поглядывал на худощавое лицо Бровки, освещенное ровным солнечным светом.
Для парнишки-ловчего это лицо было слишком красиво. Стоило обратить на это внимание раньше. Глеб усмехнулся. Усмешка его не укрылась от внимательных глаз Бровки. Нахмурившись, она тихо спросила:
– Далеко еще?
– Через полчаса, если нам ничто не помешает, будем на месте, – ответил ей Глеб.
– И что потом?
– Переночуем у межи, а утром двинемся в путь.
– А это не опасно?
– Темные твари редко выходят за межу, – ответил за Глеба добытчик Хлопуша, оглядывая темные берега. – К тому же у меня с собой есть дозорные рогатки.
– И как эти рогатки действуют? – поинтересовалась Бровка.
– Стоит оборотням приблизиться к нам, и дозорные рогатки начнут прядать и хлопать, как флаги на ветру.
Еще несколько минут они плыли в молчании. Лишь плеск весел нарушал первозданную тишину леса. Потом Глеб опустил весла и сказал:
– Хлопуша, смени меня.
Верзила кивнул и, поменявшись местами с Глебом, взялся за весла.
Глеб достал из кармана берестяную коробку с самокрутками и не спеша закурил.
– Сударь, – негромко обратился к нему Рамон, – не могли бы вы рассказать мне о Гиблом месте побольше?
– Что именно ты хочешь знать? – уточнил Глеб, с удовлетворением глядя на то, как Хлопуша умело орудует веслами.
– Далек ли будет наш путь? И что впереди?
Глеб затянулся самокруткой, выпустил облако белесого дыма и посмотрел сквозь него на проплывающие мимо пихты и сосны.
– Сначала будет Черный бор, – сказал он. – Потом – долина туманов. Пройдя через долину, мы выйдем к заброшенным Моревским рудникам, где когда-то добывали железную руду. Теперь в заброшенных рудниках обитают волколаки. За рудниками будет древнее кишенское кладбище, окруженное Голодными прогалинами. За ним – мертвый город Кишень. Там наше путешествие окончится.
– А что находится за Кишень-градом? – поинтересовался Рамон.
– Лес вечной гари, – ответил, пуская дым, Глеб. – За ним – река Протекайка.
– Это обычная река?
Глеб покачал головой.
– Нет. Иногда воды ее становятся странными, и тогда деревья и даже сухая трава не держатся на ее поверхности и камнем идут на дно. Течение Протекайки меняется каждый час, а в глубине водятся невиданные твари.
Рамон обдумал его слова и сказал:
– Сударь, я никогда не видел волколаков воочию. Но если все, что о них говорят, правда, то пройти через Моревские рудники будет очень нелегко.
Глеб швырнул в воду окурок и успокоил толмача:
– Это не должно тебя тревожить.
– Почему?
– Потому что мы погибнем гораздо раньше. Большинство ходоков не добираются до Моревских рудников.
– Прости, Первоход! – вмешался в их разговор Хлопуша, опустив весла и вытирая рукавом потный лоб. – Но разве ходок не должен верить в лучшее? Предвещать смерть себе и своим ведомым – это ведь плохая примета?
– Я не верю в приметы, – сказал Глеб. Помедлил и добавил с мрачной усмешкой: – Я сам примета.
