Я не хотел понимать, о чем идет речь. Но с каждым новым звуком женского голоса, наполненного мужской силой, мурашки по моей спине бежали все быстрее и быстрее. Нет, не от страха. От странного ощущения, что скоро разверзнутся небеса, земля вздыбится под ногами, стремясь достать до звезд, а те, охваченные общим безумием, ринутся ввысь, еще выше, чем парили прежде, раздвигая границы мира или…
Или случится нечто вполне обыденное, но столь же невероятное. Вот-вот случится.
– Он поступил наоборот. Поменялся со мной местами. Этот человек…
Гроза приближалась. А может, должен был настать полный штиль, не знаю. Но от неосознанного предвкушения грядущего чуда в горле все пересохло так, что я невольно сглотнул.
– Он исполнил мое желание. Мое. Понимаешь?
Только теперь Лус обернулась, посмотрела на южанку, и та, словно подчиняясь взгляду, покорно кивнула.
– Он узнает все, что узнаю я. Или потом, или сейчас. А зачем зря тратить наше общее время?
Одержимая кивнула еще раз, уже куда более осмысленно, хотя и немного растерянно. Похоже, признание демона по имени Конран означало для нее очень многое. А для меня?
Если оставить в покое человеческие чувства и прочую мишуру, обычно мешающую соображать, получается, что я и в самом деле пошел против непреложного закона природы. А что самое непонятное и забавное, ни капли его не нарушил. Всего лишь обошел стороной, хотя не помышлял ни о чем подобном.
Внешне ведь все оставалось таким, как полагается: я тщательно старался желать, демон ловил момент, когда желание должно было достичь своего пика. Неважно, кто и когда придумал это правило слияния двух миров, но его механизм сработал по издавна начертанной схеме, чтобы на выходе получился не предсказанный никем результат. Или в истории Логаренского Дарствия уже случались подобные чудеса?
Как бы то ни было, о них явно молчали старательнее, чем о потайном ходе в сокровищницу Дарохранителя. И теперь я знал почему.
Присутствие демона изменяло человеческую плоть и сущность, даруя ранее неведомое могущество. Если, конечно, к тому имелись хоть какие-то предпосылки. Но сделка, заключаемая между людьми и пришельцами из другого мира, никогда не была равноправной, поскольку заканчивалась одним и тем же: гибелью человека. Пусть умирала его душа, а не тело, суть от этого не меняется, скорее, становится еще страшнее, потому что обратного пути для одержимого не существует.
Исполненное желание может изменить жизнь, но не продлит ее ни на одну лишнюю минуту. Исключение – нынешняя хозяйка Катралы, пожелавшая жить вечно. Правда, в ее случае можно считать, что желание все еще исполняется, а это совсем другая история. Все остальные люди, рискнувшие взять в руки синюю звездочку, рано или поздно уступают место демону.
Достойная плата за могущество? Наверное. Вот только не помню счастья в глазах у тех, кто обрел новые силы. Торжество. Азарт. Отчаяние. И непременно боль. Во всех взглядах, которые мне довелось ловить. А я…
Я был счастлив в минуты единения. Больше чем когда-либо прежде.
– Говорят, что в день на излете весны можно встретить вестника, который назовет время и место Большого собрания, – зачарованно произнесла одержимая.
– И что в нем замечательного?
– Там бывают все самые главные, кто пришел в этот мир и остается в нем. Они наделены властью не только над многими своими соотечественниками, но и над людьми. Они помогли бы… – Южанка запнулась, чтобы снова всхлипнуть. – Они позаботились бы о моей девочке.
Прозвучало как-то неправильно. Зачем нужны чужаки, если ты сама рядом со своим ребенком?
– А что мешает тебе заботиться о ней?
Женщина посмотрела на меня взглядом, до дна которого вряд ли было возможно добраться.
– Этому телу уже немало лет. И я чувствую, как из него уходят силы. Нет, я не умру завтра или через год, но это все равно случится раньше, чем моя девочка сможет обойтись без меня.
– Есть ведь и другие тела, – невинно подсказал я.
Проникновенно-темные глаза вспыхнули алыми искорками.
– Я больше не хочу отнимать чужую жизнь.
* * *
Если бы мертвое тело, лежащее у наших ног, могло возразить, то непременно бы это сделало. Хотя и изломанной неподвижности вполне хватало, чтобы поставить под сомнение любые слова одержимой. Хватило бы для кого угодно. Кроме меня.
Прежде, во времена службы, вхождение в обстоятельства всякий раз случалось по-разному. Иногда требовалось довольно долго сосредотачиваться, едва ли не исчерпывая весь имеющийся запас промедления. Иногда это походило на прыжок в воду: стремительное движение, обжигающее касание и события, смыкающиеся где-то высоко над головой. Но такой легкости, как сейчас, не было никогда.
Смуглая женщина всего лишь рассказывала о прошлом, перемежая слова и слезы, а я почти видел, что и как именно происходило. Наверное, за подобную естественную легкость проникновения в чужие чувства и ощущения многие заплатили бы самую большую цену, которую только можно вообразить. Любой из сопроводителей точно отдал бы душу и все остальное в придачу, не догадываясь, что миг обретения станет проклятием.
Чувства выгорели, как утварь дома, охваченного пожаром. Но стены остались. Крыша уцелела. И даже фундамент, хоть и потрескавшийся, все еще держит весь груз, что на него ухитряются взгромоздить. А двери и окна открыты настежь – для чужих душ. Для гостей, ненадолго и зачастую бесцеремонно заглядывающих в мое сознание. И главное, какими бы они ни были, дурными или замечательными, только с ними дом, имя которому я, оживает. Снова и снова.
– Достойное намерение.
Это сказала Лус. Вернее, демон, сидящий в ее теле. И я молча согласился: достойное. Чем бы ни было вызвано.
– И где ты надеялась встретить того чудесного вестника?
– В одном из городов Жемчужного пояса.
Вопросительный карий взгляд переместился с лица южанки на мое лицо, требуя пояснений.
– Имеются в виду города, расположенные по берегам одной и той же реки, воды которой обильны раковинами жемчужниц.
– Их много, этих городов?
– Семь.
Лус задумчиво потерла кончиками пальцев щеку:
– И как далеко они отстоят друг от друга?
– Не меньше трех дней пути между каждой парой.
– Но если так… – В глазах девушки отразилось сомнение. – Всего один шанс из семи? Не слишком ли мало?
– Можно пробовать каждый год, – предположил я.
– И каждый год не угадывать?
Да, задачка выглядела трудной. А хуже всего было то, что в ее решении предстояло принять участие и мне.
– Я верю в удачу, – твердо заявила одержимая.