Света тем временем торопливо выворачивала карманы. Но их содержимое (гелевая ручка, носовой платок, дезодорант и брелок для ключей в виде пчелы) шаману не понравилось. Мудрый Пратгуста не был таким нетребовательным, как Туптуга, и обычные блестящие безделушки его не привлекали. А обмануть его, наплетя с три короба, что это, мол, могущественные талисманы, способные на великие чудеса, нечего было и думать. Шаман хоть и курил, как последний хиппи, в колдовстве все же кое-что соображал.
Возможно, его благосклонность удалось бы купить за что-нибудь полезное — компас, аптечку, пистолет. Но эти предметы на торги выставлять не стали — слишком уж большая ценность. Где в этом мире можно найти другое огнестрельное оружие или самый примитивный пенициллин? Да и волшебная иголка представлялась землянам редчайшим сокровищем (кстати, вот тут они крупно ошибались).
Неожиданно у шамана округлились глаза. Он возбужденно залопотал, указывая на Свету и затрясся, как отбойный молоток.
— Серега, переведи, — хмуро потребовал Колобков. — И сразу предупреждаю — если этот старый папуас на мою Светочку глаз положил…
— Нет, он просто ее заколку хочет, — перевел Чертанов. — Вон ту, из волос.
Света недоуменно вынула серебряную заколку, сделанную в виде змейки с изумрудами вместо глаз. Это украшение ей подарил отец на окончание школы.
— Ладно… — пожала плечами она, увидев жадно горящие глаза Пратгусты.
Заполучив вожделенную заколку, шаман восторженно цокнул языком, гладя змейку по блестящей спинке. Эта нехитрая вещица очень напоминала священную змею Ара.
— Шаман Ролрупа принадлежит к племени Магука, — тут же сдержал обещание он. — Самое большое и богатое племя мбумбу. Но божок у них плохой — глупый и слабый.
— Спорим, они про вашего то же самое говорят? — вполголоса пробормотал Чертанов. На русском языке, конечно. Еще чего не хватало, нарываться на религиозный фанатизм…
— Серега, чего там? — пихнул его в бок Колобков.
— Производство шамана Ролрупы, изготовлено на острове Магука, — перевел Сергей, возвращая Свете ожерелье. — Это все.
— А нам больше ничего и не надо, — снова зачем-то пихнул его в бок шеф. — Давай, прощайся с папуасами, скажи, что мы пошли.
Чертанов облегченно попрощался. Лица вождя и шамана сразу как-то резко поскучнели. Они обменялись быстрыми взглядами, а потом Пратгуста сурово заявил:
— Не годится уходить так скоро. Лукенкуи топчет копытами тех, кто отвергает гостеприимство славного племени Бунтабу.
— Мы не отвергаем! — испугался Чертанов. — Просто очень торопимся!
— Духи говорят, что торопиться не нужно — вы успеете.
— Куда? — озадачился Сергей.
— Туда, куда приведут вас духи.
— А куда они нас приведут?
— Лукенкуи гневается! — яростно воскликнул шаман, выхватив из-под набедренной повязки крохотного деревянного идола. Божок Бунтабу оказался довольно страхолюдным созданием, похожим на помесь дракона и кентавра. — Дайте хороший подарок, а то духи ополчатся на вас!
— Так все-таки духи или Лукенкуи?
— И духи, и Лукенкуи, а самое главное — мои воины, — добродушно улыбнулся вождь Серванго. — Я приглашаю вас на большую предпраздничную трапезу с похлебкой, и отказа не приемлю.
— Отказывать вождю — табу, плохо! — нахмурился шаман. — Что бы ни захотел вождь, все должны выполнять его желания!
— Пратгуста, сделай милость, узнай, готова ли уже праздничная похлебка, — попросил Серванго.
— Да пошел ты… — вяло огрызнулся Пратгуста, даже не шевельнувшись. — Духи говорят, что еще не готова.
— А после похлебки мы можем уйти? — все сильнее беспокоился Чертанов.
— Духи говорят…
— Да, можете, — кивнул вождь.
Чернокожий толстяк легко поднялся на ноги, как будто и не весил вдвое больше нормы, обнял шамана за талию и одним быстрым броском выкинул его на улицу. Потом он схватил Сергея и проделал с ним то же самое. Колобковы и телохранители поспешили убраться сами.
— У вождя сегодня доброе настроение, — объяснил Пратгуста, разыскивая в зарослях сумаха отлетевшую маску. — Он лично вынес гостей из своего дома — это большой почет!
— У меня уже голова болит от этого почета… — простонал Чертанов. Он ударился лбом о столб.
День Превращения — большой праздник, и отмечать его начинали уже накануне. Почти все племя собралось на большой площади, вокруг огромного каменного котла, врытого в землю. Под ним располагалась обширная полость, заполненная раскаленными углями. Время от времени женщины кидали в наклонные вентиляционные канавки новые порции топлива.
В котле варилось коронное блюдо племени Бунтабу — Большая Похлебка. Щедро заправленная саговой мукой, сдобренная листьями огненного лука и двумя видами масла — кокосовым и из семян масличной пальмы. Эта похлебка имела нечто общее с «двойной ухой» — ее готовили из мяса пресноводной барракуды и свинины. Причем если рыбу просто измельчали и бросали в общий котел, то ломти свинины клали в мешочки из свиной кожи, привязывали к тонкой леске из свиных же жил, и в таком виде опускали в суп. Владелец каждого мешочка зорко стерег свою леску. Будучи приготовленным, мясо извлекалось и елось отдельно.
— Вроде ничего так пахнет, — принюхался Колобков. — Светочка, прелесть моя, ты фотографируешь?
— Конечно! — даже обиделась Светлана. Она уже успела нащелкать уйму слайдов. Единственное, что ее огорчало — не удалось снять Большого Шумузи. Как-то момента не представилось.
— Петр Иваныч, надо уходить! — тоскливо напомнил Чертанов.
— Серега, что ты все время ноешь, как бабка старая? — поморщился шеф. — Дотемна еще часов восемь — пожрем папуасских харчей, да пойдем спокойно. Лучше узнай-ка, где у них здесь тубзик.
Сергей злобно скрипнул зубами, но все-таки пошел исполнять приказ. Гена и Валера проводили его свинцовыми взглядами и переглянулись, обмениваясь мыслями. Они настолько сработались, что уже не нуждались в словах, чтобы понимать друг друга. Сейчас их обоих мучила простая дилемма — противоречие между волей начальства и его же безопасностью. Здесь опасно, но шеф не желает отсюда уходить. Как поступить? Повиноваться, или все-таки схватить отца и дочь Колобковых в охапку и спасти насильно?
Судьба Чертанова их не интересовала.
Света изучала искусство здешних резчиков по дереву — огромный идол Лукенкуи, потемневший от времени, и толстенный столб, покрытый узорной резьбой. Этот столб служил в поселке вместо календаря — ровно сто пять глубоких зарубок (пять ахта-ко — сезон) и напротив каждой какая-нибудь картинка. Одна из зарубок замазана красной охрой — сегодняшний день. Когда тепорий погаснет, шаман сотрет эту пометку и поставит новую, чуть ниже — наступил новый день.
