Они лежали на большой дубовой кровати под горой выделанных овечьих шкур и пуховых покрывал, поскольку в комнате не было очага, а ночью здорово подморозило и выпало много снега.
— Но вот что мне хотелось бы знать. Существует ли что-то помимо того, что ты зовешь Силой… возможно, то, что предшествует ей? Или сама Сила — лишь одно из проявлений некоего скрытого дара? Я вот о чем. Огион сказал о тебе однажды, что ты был волшебником еще до того, как научился азам магического искусства. Маг от рождения, говорил он о тебе. Я себе это так представляю: Силу может получить лишь тот, у кого есть для нее некое вместилище. Пустота, которую необходимо заполнить. Чем больше ниша, тем больше Силы туда поместится. Но если Силу туда не поместили, или она иссякла, или ее забрали у тебя… по-прежнему останется на месте…
— Та пустота, — закончил он.
— Пустота — это не самое подходящее слово.
— Вероятно, возможность? — предложил он, и тут же покачал головой. — Это предполагает возможность… восстановления.
— Мне кажется, что ты очутился тогда, на дороге, в нужное время и на нужном месте потому, что… из-за того, что это должно было случиться. И твои «Сила» здесь ни при чем. Это просто случилось с тобой. Из-за твоей… пустоты.
Помолчав немного, он сказал:
— Все это не слишком противоречит тому, чему меня учили на Рокке, когда я был еще мальчишкой: истинная магия заключается в том, чтобы делать только то, что ты должен делать. Но ты говоришь о большем. Не поступать, а быть вынужденным поступить…
— Не думаю, что ты совершенно прав. Правильно ли ты поступишь или нет, зависит все же, прежде всего, от тебя самого. Разве ты не пришел и не спас мне жизнь… разве ты не воткнул вилы в Хейка? Вот это и впрямь «поступок», ты действительно сделал то, что должен был сделать…
Он опять задумался, а затем спросил ее:
— Неужели этому тебя научили, когда ты была Жрицей Гробниц?
— Нет.
Она слегка поежилась, уставившись в темноту.
— Арку учили, чтобы быть сильной, нужно жертвовать. Собой и другими. Простая сделка: даешь и получаешь что-то взамен. Не могу утверждать, что в этом нет смысла. Но моя душа задыхалась в этих тисках: одно за другое, зуб за зуб, смерть за жизнь… Хотелось вырваться на свободу. Никаких платежей, долгов и выкупов… никаких сделок и расчетов — вот что такое свобода.
— Дверь междуними, — тихо сказал он.
Этой ночью Тенар приснился сон. Ей снилась дверь из «СотворенияЭа». Она представлялась ей во сне маленьким окошком с неровным, мутным толстым стеклом. Оно было врезано в западную стену старого дома на берегу моря. Окно было закрыто на задвижку. Она хотела открыть его, но существовало некое слово, ключ, который она забыла, слово, ключ, Имя, без которого она не могла открыть его. Она пыталась отыскать его в комнатах с каменными стенами. Комнаты мало-помалу уменьшались в размерах, постепенно погружаясь во мрак… Тут она почувствовала, что Гед сжимает ее в объятиях, пытаясь разбудить и успокоить, приговаривая:
— Успокойся, любимая, все хорошо, все в порядке!
— Я не могу вырваться на свободу! — плакала она, прижимаясь к нему.
Он успокоил ее, гладя по волосам. Наконец, они оба откинулись на подушки.
— Взгляни-ка, — прошептал Гед.
Взошла полная луна. Ее призрачный свет, переливаясь на густых хлопьях падающего снега, сочился в окно, от которого веяло холодом — Тенар не закрыла ставни. Ночное небо мягко светилось. Они лежали в густой тени, однако казалось, что потолок — всего лишь легкая вуаль, отделяющая их от бездонного, безмятежного океана серебристого света.
Эта зима на Гонте выдалась долгой, с обильными снегопадами. Урожай был собран отменный, и ни люди, ни животные не испытывали недостатка в пище. Они ели и сидели в тепле — больше заняться было нечем.
Ферру выучила «Сотворение За» до конца. Ко Дню Зимнего Солнцестояния она разучила Зимнюю Песнь и «Деяния ЮногоКороля». Она научилась печь пироги с румяной корочкой, прясть и варить суп. Она знала название каждого не скрытого снегом растения, а также впитала в себя уйму других сведений, которые остались в голове у Геда после его короткого ученичества у Огиона и долгого — в Школе Рокка. Но он ни разу не снимал с полки Книги Рун и не научил девочку ни единому слову Древнего Наречия.
Он обсудил этот вопрос с Тенар. Она рассказала ему, как научила Ферру одному слову, толк, и на этом остановилась, поскольку ей показалось, что этого делать не стоит, хотя она толком не знала, почему.
— Думаю все из-за того, что и никогда не разговаривала на этом языке, не использовала его в магических заклинаниях. Я решила, что пусть уж лучше ее научит тот, кто знает его в совершенстве.
— Не один мужчина не может этим похвастаться.
— Самой мудрой женщине известно вполовину меньше.
— Я хотел сказать, что лишь драконы знают его в совершенстве, поскольку это их родной язык.
— Но они учатся ему?
Ошарашенный вопросом, Гед медлил с ответом, перебирая в памяти все, что он читал или слышал о драконах.
— Я не знаю, — ответил он наконец. — Да и что мы вообще знаем о драконах? Учат ли они друг друга, как мы: мать — ребенка, старший — младшего? Или они, подобно животным, могут научиться лишь немногому, получая большинство знаний при своем появлении на свет? Даже этого мы не знаем. Но мне лично кажется, что язык драконов неотделим от них самих. Они вместе составляют единое целое.
— И они не говорят ни на каком другом языке.
Гед кивнул.
— Они не способны учиться, — сказал он. — Такова их природа.
Через кухню прошла Ферру. В ее обязанности входило следить за тем, чтобы ящичек для растопки был всегда полон, и сейчас она была занята тем, что, нацепив жилет и шапочку из телячьей кожи, таскала в кухню щепки из дровяного сарая. Свалив очередную порцию в ящичек у дымохода, Ферру вышла.
— Что это она напевает? — спросил Гед.
— Ферру?
— Когда остается одна.
— Но она никогда не поет. Она не может петь.
— Ну, на свой лад. «Далеко-предалеко на западе…»
— А-а! — воскликнула Тенар. — Эту песню! Разве Огион не рассказывал тебе о Женщине из Кемая?
— Нет, — ответил он, — расскажи мне.
Тенар поведала ему эту историю под аккомпанемент поскрипывания колеса прялки. Закончив, она сказала:
— Когда Мастер Ветров сказал мне, что они ищут женщину с Гонта, я сразу подумала о ней. Но она, наверняка, давно уже умерла. Да и виданное ли дело, чтобы рыбачка, будь она хоть трижды дракон, стала Верховным Магом!
