– Но… Этого не может быть! – прошептал Амени. – «Убийца Сехмет» не может прятаться в храме Тефнут!
Из клубящегося тела чудища вырвался знакомый полурык-полусмех – и сноп огня ударил в лицо мальчишке!
Слепящее пламя охватило Амени со всех сторон, его подбросило, пронесло и с силой ударило о стену… Хлопая глазами и хватая воздух широко раскрытым ртом, мальчишка сполз на пол. От него валил пар – но он был жив, жив! Еще не веря, он провел рукой по плечам – пальцы наткнулись на окутывающую шею ткань…
– Заклятье последнего дня года! – прошептал он. – Спасибо тебе, Шошонк! – и он вскочил, вызывающе глянув в выпученные буркалы раскачивающейся на щупальцах твари. – Вот теперь-то мы с тобой потягаемся! – он завертел головой в поисках рычага своего водомета – поглядим, сможет ли тварь высушить всю воду подземных бассейнов храма…
Страшный удар обрушился на Амени сзади. Жуткая боль расколола голову пополам, огни – на сей раз не багровые, а цветные, заплясали перед глазами… На подгибающихся ногах Амени повернулся… Дергаясь, точно его фигура была всего лишь отражением во взбаламученном пруду, перед ним стоял Шошонк.
– Глупый, глупый Амени, – отбрасывая палку, пробормотал Шошонк, ловя падающего Амени под мышки. – Если б хоть немного задумывался над теми священными сказаниями, что тебя заставляли заучивать! Ты бы понял, что раз Тефнут, подательница влаги, в то же время – Сехмет, повелительница засухи, то каждый храм Тефнут – это и храм Сехмет! Где же еще прятаться слугам львиноголовой?
Стены храма плясали перед глазами Амени, ему казалось, что он бредит – старый лекарь Мериб, возникший невесть откуда, чтобы стянуть ему запястье веревкой, точно был дурным сном!
Храм вдруг запылал тысячами огней, и со всех сторон, накатывая медленно, словно волнами, зазвучал гимн:
– Когда ты гневаешься, исчезает рыба/Тогда ждут люди большую воду/Тогда богатый подобен бедняку/Нет никого, ночью слышавшего воду/И нет в речах желанной прохлады…
Перед глазами у мальчишки прояснилось, и он увидел жрецов, распростертых перед статуей Тефнут. А потом статуя дрогнула и медленно отплыла в сторону. В открывшейся позади нее дыре клубилась чернота. Оттуда пахло жаром, и огнем, и смрадом разлагающихся тел. Оттуда неслись крики, и стоны, и гудение пламени, и лязг оружия. И все перекрыл громовой рык – грандиозный, выворачивающий душу, жуткий клич охотящейся львицы.
Тьма дрогнула, и из нее медленно и величественно ступила женщина в черном покрывале, с лицом, мертвенно-бледным и усыпанным сочащимися черным гноем язвами. А следом за женщиной посыпали другие твари – лучше всего Амени запомнился трехголовый уродец с искаженными лютым голодом лицами. Последним из пульсирующей тьмы выступил гигантский скелет верхом на конском костяке. Неслышно ступая под гимн жрецов, «убийцы Сехмет» двинулись к потайной двери, исчезая один за другим в притихшем от надвигающегося ужаса пространстве.
– Зачем? Зачем вы хотите погубить Та-Кемет? – извиваясь в путах, простонал Амени.
– Мы? Меньше всего мы хотим гибели нашей земли! – горячо откликнулся Шошонк. – Поэтому я и пошел, чтоб остановить тебя! Это ты, забывший свое место безумец, едва не погубил Черную Землю! Однажды великий Ра уже обрек людей смерти за непокорство – с тех пор мы, потомки вымоливших прощение, существуем лишь по воле богов! Боги делают фараона – фараоном, жреца – жрецом, а земледельца – земледельцем. Мы живем, когда угодно богам, и умираем, когда угодно им. Если им угодно напустить на нас демонов – мы принимаем бедствие и смиренно молимся в храмах о милости! И вот тогда Черная Земля будет жить, ибо такова воля богов!
– Мериб… Ты же лекарь, ты же спасаешь людей, как ты мог… – глядя вслед женщине под покрывалом, простонал Амени.
– Разве ты забыл, что все лекари, как и воины, – жрецы Сехмет? – развел руками Мериб. – Ведь это она – повелительница мора и войны!
И тогда Амени захохотал. Он дергался в путах, извиваясь на каменном полу, и не мог остановится.
– Будет вам и мор, и война! – наконец выкрикнул он, глядя в изумленные лица Мериба и Шошонка, лекаря и жреца. – Будет вам все, что вы сами пустили на Черную Землю!
Он еще не знал, что засуха и неизбежный голод вызовут восстание и от края до края Черная Земля окажется залита кровью. Сам фараон и советники его попадут в руки восставших, а жрецов разъяренная толпа разорвет на части. Храм, в котором они сейчас находятся, будет разрушен до основания. И тогда караулящие у границ великого царства племена варваров-гиксосов ворвутся в долину Нила, не оставляя за собой ничего живого[15].
Он еще не знал, но уже чувствовал – великое зло пришло в мир. И оно будет еще не раз возвращаться.
Первый сон Татьяны Николаевны
Разбрызгивая покрывающую мостовую осклизлую грязь, густо замешанную на выплеснутом из окон содержимом ночных горшков, тряская карета с грохотом пронеслась мимо. Прикрываясь тяжелой корзиной, Лисбет шарахнулась в сторону, но вылетевшие из-под вихляющихся колес лепешки вонючей жижи все равно густо усеяли подол платья. Идущая впереди Мэри Джейн обернулась и с упреком уставилась на сестру поверх закрывающей рот пропитанной травами повязки.
– Что? Я не виновата! – сквозь плотную ткань такой же повязки приглушенно запротестовала Лисбет.
– Ты никогда не виновата, – продолжая буравить младшую сестру гневным взглядом, отрезала Мэри Джейн.
– Зато ты всегда права! – буркнула Лисбет, перехватывая корзину поудобнее.
– Придержите язычок, мисс, когда с вами разговаривает старшая сестра! – отчеканила Мэри Джейн и зашагала дальше, обиженно выпрямив спину.
Лисбет под повязкой показала сестре язык и пошлепала следом. Карета давным-давно скрылась из виду, и теперь узкая улочка была пустой и кладбищенски тихой – лишь трещали дрова в сложенных возле домов кострах, да сквозь клубящийся черный дым можно было разглядеть на заколоченных дверях алые, будто кровью вычерченные, кресты и надпись «Боже, смилуйся над нами!». Занавеси на покрытых грязью окнах порой двигались, словно кто-то глядел изнутри на опустевшие улицы, и это было страшно, как шевеление земли на свежей могиле.
Трудно поверить, что еще недавно улицы были плотно забиты каретами и повозками – лондонцы, те, что побогаче, бежали из умирающего города. Первым уехал добрый король наш, Карл, со своим веселым двором, а теперь вот и…
– Видела, чья карета? – в спину сестре спросила Лисбет.
– Докторская, – не оглядываясь, буркнула Мэри Джейн. – Хорошие доктора уж все померли, плохие – сбежали.
– А мы… – после недолгой паузы тихо пробормотала Лисбет. – Мы не можем… тоже уехать? Ну хоть пешком уйти?
