Слова прозвучали холодно и с угрозой, но это была уже далеко не первая угроза в жизни, которой швырялись в меня, а если оборачиваться на все, можно и шею свернуть. Только в этот момент я заметил, что каждый наш шаг звучал особенно отчетливо, словно в огромном зале с множеством людей появилось эхо. Вокруг царила странная тишина. Студенты, оторвавшись от завтрака, провожали нас глазами — одновременно изумленно и растерянно, как бы могли смотреть на выпавший летом снег. Даже когда мы сели, еще некоторое время они молча пялились на нас и только потом, будто опомнившись, уткнулись в свои тарелки.
— Чего все так смотрят? — спросил я.
— Вы только что отказали ордену, — отозвался Лёня. — Да не просто ордену, а Спарте… Могли бы не нарываться и просто завтра не прийти.
Просто не прийти, просто промолчать, просто потерпеть, а потом просто постоять, пока тебя будет бить как грушу. Не люблю, когда все так “просто”.
— В книжке по медитации, — я подтянул к себе уже остывшую кашу, — сказано, что разум мага должен быть чистым, без навязчивых мыслей и желаний. А это приглашение вызвало у меня навязчивую мысль его отдать…
Нина на той стороне стола прыснула.
— Не надо перевирать книжки под себя, — проворчал рядом Лёня.
— А какой тогда в них смысл, — философски изрек я, — если не применять написанное?
На этом моменте он подхватил свою чашку и поднес ко рту, очевидно решив обойтись без наставительной речи. Остаток завтрака прошел без приключений, а после мы разбрелись по классам.
Первым уроком сегодня были основы магии стихий. Сверившись с расписанием, мы втроем добрались до небольшой лаборатории на последнем этаже главного корпуса и, переступив порог, с интересом осмотрелись. Сразу за огромной доской обнаружилась небольшая дверь, ведущая куда-то из кабинета. Вдоль стен плотной цепочкой тянулись шкафы, часть из которых была на замках. На открытых полочках аккуратно стояли колбы и мензурки, а в дальнем конце лаборатории за стеклянными дверцами, как экспонат в музее, гордо устроился энэманометр, с которым каждый из нас познакомился во время экзамена. В общем, кабинет был вполне нормальным — во всяком случае лучше, чем у магзаконности.
За длинными партами, которые шли в два ряда, уже расположилась почти вся наша группа. Мы втроем заняли место посередине у окна. Зорин опять в одиночестве сидел в самом конце, а Голицын Стас с Евой Островской и еще парочкой человек шушукались в соседнем ряду. Внезапно там раздался взрыв смеха от какой-то его очевидно удачной шутки, и, повернувшись, вся компания прогулялась по нам колкими взглядами.
— Надеюсь, вы сегодня без гвоздей? — язвительно бросил Голицын.
Воздух снова взорвался хохотом, который почти сразу же заглушил звонок. Дверь за доской мгновенно распахнулась, и из небольшой комнатки появилась добродушная пожилая женщина, замерявшая на экзамене нашу магическую силу. Следом в воздухе повисла тишина.
— Доброе утро всем, — женщина с улыбкой обвела нашу группу глазами. — Меня зовут Раиса Анатольевна Зырянова.
— Масы Звягинцевых, — зашептал рядом Генка, — уже в каком-то бесконечном поколении…
— Этот предмет называется основы магии стихий, — она неспешно выдвинула стул и уселась за свой стол, — и на занятиях мы будем изучать их силу и способности, в том числе скрытые. Одни стихии выражены ярче и изучены лучше, например, огонь или вода, другие — слабее. Но каждая несет в себе огромный потенциал…
— Так уж прямо и каждая, — со скепсисом бросил Голицын, косясь в сторону Розы.
Если его двоюродный брат мог создать опасность, то этот — лишь мелкие неприятности. Однако раздражал он изрядно.
— А недавний поединок, — Раиса Анатольевна повернула голову к нему, — это только доказал. Некоторые стихии, вроде магнетизма, ошибочно недооценивают, потому что они еще плохо изучены. Однако вы все вчера видели, на что он способен. Ты большой молодец, — она улыбнулась Розе, — и твой товарищ тоже, — следом улыбка досталась и мне.
Подруга слегка заалела от похвалы. Не меньше половины группы согласно закивали, в то время как другая часть предпочла воздержаться — и лишь Голицыну все не удавалось заткнуться. Ну еще бы: замолкнуть ему мешали зеленые волны зависти, которые свивались плотными кольцами вокруг него, окутывая как чадрой, и, видимо, не слабо давя на мозг.
— Общепризнано, — завелся он, — что есть стихии сильные, а есть слабые. Огонь, например, — сильнейшая древнейшая стихия! Я в одиночку могу спалить весь этот класс! — его рука выразительно обвела кабинет. — Мощный маг воды может потопить целый корабль, а воздушный может уничтожить дирижабль!..
— А что-нибудь полезное ты можешь? — не выдержал я. — Или только рушить?
— А полезным пусть занимается магобслуживание, — отрезал он. — Это их задача!
— В таком случае ты ничего сам сделать не можешь, — неожиданно произнес Зорин. — Ты бесполезен.
Слова прозвучали прозвучали спокойно, отчетливо и абсолютно бескомпромиссно, будто вынося приговор. Стул в соседнем ряду резко скрипнул, когда Голицын повернулся к нему.
— Зорин, ты обалдел? На меня нарываешься?!
— Ребята, спокойнее! — Раиса Анатольевна взмахнула руками, призывая к порядку, — Оставьте силы для магического боя…
Полоснув Зорина недобрым взглядом, Голицын отвернулся к своей парте. Тот же сидел с безразличным видом, словно ему плевать на все.
— Нет хороших и плохих стихий, — миротворчески продолжала наша преподавательница, — все они дар свыше, ко всем следует относиться с уважением, и каждая ценна… На наших занятиях мы как раз и будем изучать их потенциал. Это вам пригодится и на поле боя, и в лабораториях, и на заводах, куда вы можете пойти работать, и, конечно же, в жизни…
Остаток занятия прошел относительно спокойно. Зырянов рассказывала про разные виды стихий, а мы, окуная перья в чернильницы, записывали. Несмотря на то, что урок проходил в лаборатории, ничего интересного тут не случилось. А самое полезное, что я узнал, пару раз проткнув рукой воздух, что чистая энергия — это основа основ, именно она воплощается в стихии, и у нее нет ни формы, ни цвета. После этого я даже распахнул ладонь, по которой вольготно разлилось знакомое синее свечение, как бы опровергая последний тезис. Однако, кроме меня, его никто в целом классе, включая преподавателя, не видел.
После первого урока так же всей группой мы поспешили на второй, которым была практика магического боя. Генка взбудораженно болтал всю дорогу, ожидая и самого занятия, и ведущего его Рогозина как настоящий праздник. Наконец мы добрались до спортзала в самом конце первого этажа. Сразу за порогом обнаружился небольшой узкий коридорчик с двумя дверьми напротив друг друга — первая вела в женскую раздевалку, а вторая, соответственно, в мужскую. Так что Роза направилась в одну сторону, а мы в другую, чтобы переодеться в светло-синюю спортивную форму, которую с самого утра таскали с собой.
Быстро натянув майки и брюки, мы с Генкой первыми, сгорая от любопытства, выскочили в спортзал, который оказался слишком огромным для одной группы — и раза в два больше того помещения, которое мы частично отвоевали у Спарты. В дальнем конце стопками валялись маты, с потолка свисали канаты, к стенам были прикручены турники, а в углу стояли ящики с уже знакомой сверкающей броней, которой я пользовался и на экзамене, и на поединке. В центре зала был нарисован большой круг, будто выделяя место под арену, а недалеко от коридора с раздевалками виднелась еще одна дверь, ведущая то ли на склад, то ли в кабинет преподавателя.
Осмотревшись, мы плюхнулись на скамейку, длинный ряд которых тянулся вдоль одной из стен, как подобие трибун. Зал постепенно наполнялся нашими одногруппниками. Парни появились первыми — у девушек же переодевание заняло намного больше времени, хотя форма вообще-то была одинаковая.
— Хоть бы одним глазком к ним заглянуть, — пробормотал Генка, мечтательно убежав глазами в сторону двери девичьей раздевалки. — А может, какой-нибудь иллюзией их оттуда выманишь?
