— Плевать на поведение и его рамки.
Однако танто исчез — почти неуловимым для глаз движением. Она опустила ресницы, взяла в руки чашку.
Близсидящие посетители "Скрижали", некоторое время наблюдавшие за нашим дружеским общением, снова монотонно забубнили о каких-то своих, никакому не нужных делах.
— Буду называть тебя… бестолочь.
Приятно давиться горячим кофе?
— Ненавижу тебя.
— Это музыка для моего слуха.
— Всегда знала, что тебе тролль на ухо наступил. Ладно, замолчи и не мешай мне наслаждаться жизнью.
Из зелёной сумки на длинном ремне она с трудом выцарапала нечто вроде очень толстой и очень потрёпанной книги.
— Это описание самых известных чешских волшебников. Стейси дала, — прокомментировала она, не поднимая глаз.
— Нужно смотреть ещё и магов, которые могли бывать здесь проездом.
— Предлагаешь закопаться навеки в биографиях всех магов Игга? Маги не перед кем не отчитываются, зачем и куда едут.
— Вот видишь, дет… бестолочь, ты сама доказала, что дело это абсолютно бесполезное.
— Тогда… какого дьявола, а? Тогда я проверю самые значимые некромантические преобразования. Найти последнее по времени — наверняка для него маг использовал энергию узла. А потом он его запечатал.
— Или она, — меланхолично отозвался я. Меня охватил приятный пофигизм с ароматом бренди. — Только женщины способны на такую пакость.
— На такое искусное чародейство, ты хотел сказать? — хмыкнула сокурсница.
ЛАЭЛИ
Выйдя из "Изумрудной Скрижали", я поежилась и поторопилась одеть перчатки. Может, зря ела мороженое?
Перелистывание страниц волшебной истории Праги ничего не дало. Ни одной зацепки! Известнейшим фактом применения некромантии было создание голема еврейским раввином Лёвом… Леви…. Или что-то вроде. Как раз неподалёку от кладбища. Значит, узел — есть? Проспорила. Ну и ладно — дело становится всё интереснее и интереснее.
Прогоняю мысли через мозг, отшлифовываю крупицы здравого смысла. Хотя, конечно, назвать эти молекулы "крупицами" — непозволительное хвастовство. А почему молчит Кенррет? Боится отморозить свой тепличный язык?
Неважно. Раздражает меня, как песчинка — нежное тело устрицы. Неважно, неважно. Самое последнее применение некромантии: в 1942 году магик по имени Карл Тапок пытался провести ритуал Animae Mobilae(3) — перемещение душ мёртвых, выдернутых из Хеля, в тела живых фашистов. В течение двух-трёх минут зомби-фашисты подчинены воле некроманта. За это время вполне можно успеть приказать им устроить массовое сэппуку. И, спустя эти жалкие минуты, когда мёртвые души перемещаются обратно в Нижний мир, живые фашистские душонки, предвкушая мирный отдых в своём родном теле, обнаруживают, что — вот незадача! — возвращаться и некуда. Вот такое магическое партизанство.
Но! Тут вам не Rammstein на трёх аккордах. Карл Тапок взял да и помер прямо во время ритуала. Почему? Рабочая версия: смерть Тапока плюс нервное напряжение и бесчисленное множество смертей во время второй мировой войны вызвали скрытие узла. Или Тапок этого и добивался, и использовал ритуал в качестве прикрытия?..
— Ау, одиннадцатый негритёнок!
Он что-то промычал в ответ. Видно было, что товарищ витает в высших сферах, моему приземлённому правому полушарию недоступных. Неожиданно он развернулся и встал прямо передо мной, загородив дорогу.
— Чего ты от меня хочешь?!
— А… мм? — сумничала я.
Какая интересная реакция. Он настолько не любит Агату Кристи?
Дроу замотал головой, приложил ко лбу длинные тонкие пальцы.
— Извини, Лаэли, я что-то… Холодно. Не привык.
— Мм. А..?
— Ты что-то хотела спросить?
— Да, — я решила, что порой не стоит даже пытаться понять его. — Почему ты без перчаток?
— Потому что нет, — его нисколько не удивила такая гуманная направленность вопроса.
— Тогда одевай. Сейчас же! Глупый, ты ведь действительно не привык, — я чуть ли не силой принудила упрямца надеть мои симпатичные зелёненькие перчатки. — А у меня у свитера рукава длинные.
Он рассматривал перчатки с таким удивлением, будто впервые видел такое чудо сообразительности.
— И… как ты думаешь, Дарм'рисс, могло быть такое, что Карл Тапок своей смертью спрятал узел? И сделал это сознательно.
— Тогда он дурак, — резюмировал дроу, возвращаясь в обычное своё состояние.
— Не всем же так везёт, как тебе.
— Я вижу, — он смерил меня изучающим взглядом, потом развернулся и быстро зашагал вперёд. — Видишь ли, детка, с точки зрения любого разумного мага — это очень нераци… ой!
Не слишком ловко слепленный снежок впечатался в его лохматую макушку.
— Тьма, что это?!
— Снежок, — пояснила я, прицеливаясь.
Он увернулся, но продолжал с недоумением таращиться на меня.
— У тебя обострение?
— Угу, — я нагнулась за очередной порцией восхитительного хрусткого снега, политого оранжевым светом фонарей. — Игра есть такая детская: залепи темному эльфу снегом в заты… ой!
Демон, он быстро учится!
— Мне больше нравится игра: "Закрой однокурснице рот одним попаданием".
— Банзай! — закричала я, кидаясь в атаку. В узком тупиковом переулочке разразилась настоящая снежная баталия — со смехом, визгом, оторванными пуговицами и засыпанными за шиворот снегом.
— Ай-яй-яй, — раздался чей-то укоризненный голос. Не остыв ещё после битвы, я решительно приветствовала говорившего снежком.
Эльф, принявший снаряд грудью, как истый последователь Матросова(4), изумлённо таращился на белое пятно на плаще. Дроу расхохотался от души — до слёз, сползая вниз по каменной стене соседнего дома. Я присоединилась и села рядом в рыхлый сугроб.
— Очень смешно, — буркнул Алхаст, скрестив руки на груди, но мы едва ли обратили на него внимание.
— Вот сейчас развернусь и уйду! — ранимая и нежная душа светлого не могла вынести такого игнора.
— Ой… Алхаст, стой. Помоги подняться, пожалуйста, — задыхаясь от смеха, выдавила я. Эльф протянул крепкую руку и выдернул мою персону из сугроба, стал отряхивать. От его лёгких дружеских хлопков меня шатало и трясло как стукнутую молнией осину.
— Дарис, ну что ты с девочкой сделал, а? Посмотри на неё!
— Посмотри на меня, — возмутился дроу, кое-как поднимаясь.
— Ты похож на Деда Мороза.
— На кого? — хором переспросили ушастые.
— Трудное у вас было детство, ребята.
— Зато у тебя оно ещё не закончилось. Алхаст, побери тебя демон, а ты что забыл в этой дыре?
Стоя в стороне, я с толикой грусти наблюдала преображение напарника: из обаятельного такого, весёлого парня с сияющими глазами он снова стал холодным и отстранённым собой.