- Я могу вырыть Клариссе могилу, которую никто никогда не найдёт, - сказала Аэлина. И это было так.
Лисандра знала, что она сделает это.
- Пока нет, не сейчас.
- Скажи только слово, и все будет сделано.
Улыбка Лисандры была красива дикой, темной красотой.
***
Стоя перед ящиком на вместительном складе, Шаол изучал карту, которую Аэлина только что вручила ему. Он сосредоточился на белом пятне, пытаясь не смотреть на воина-принца на страже за дверью.
Было трудно избежать этого, поскольку присутствие Рована так или иначе забрало весь воздух со склада.
Дело было в изящно заострённых ушах, выглядывающих из под коротких серебристых волосах. Фэ - он никогда не видел других фэйцев. Кроме Аэлины, в те краткие моменты оцепенения. И Рована… Не случайно, что во всех ее повествованиях, Аэлина забывала упомянуть, что принц был так красив.
Красавец Принц Фэ, на которого она потратила месяцы жизни и тренировок с ним. В то время, как его собственная жизнь разваливалась, а люди погибли из-за ее действий. Рован смотрел на Шаола так, будто он был его ужином. В зависимости от его формы Фэ, это, возможно, могло быть не такой уж далеко от правды.
Все инстинкты кричали ему бежать, несмотря на тот факт, что Рован был вежлив. Отдаленным и напряженным, но вежливым. Однако, Шаолу не нужно было видеть принца в действии, чтобы знать, что он будет мертв прежде, чем сможет достать свой меч.
- Ты знаешь, он не кусается, - проворковала Аэлина.
Шаол пристально посмотрел на нее.
- Ты можешь объяснить, для чего эти карты?
- Для того, чтобы кто-либо из вас, Рен или Брулло, смог бы заполнить промежутки в обороноспособности замка, это оказалось бы ценными сведениями, - сказала она.
Не ответ. Не было никакого признака Эдиона, среди сложенных ящиков, но генерал, вероятно, подслушивал где-нибудь поблизости, своим острым фэйским слухом.
- Для тебя, чтобы разрушить башню с часами? - спросил Шаол, сворачивая карту и запихивая её во внутренний карман туники.
- Возможно, - сказала она.
Он старался не паясничать. Но что-то как будто изменилось в ней, как будто какая-то невидимая напряженность с ее лице исчезла. Он снова попытался не смотреть в сторону двери.
- Я не получал известий от Рена или Брулло в течение нескольких дней, - сказал он вместо этого. – Я постораюсь связаться с ними в ближайшее время.
Она кивнула, доставая вторую карту - это была одна из сети лабиринтов канализации.
- Аробинн узнал, что пропавшие заключенные были доставлены в Морат прошлой ночью. Ты знал?
Очередная неудача, которая упала на его плечи, еще одна катастрофа.
- Нет.
- Они не могли далеко уйти. Вы могли бы собрать команду и заманить повозки в засаду.
- Я знаю, что могу.
- Так ты собираешься…
Он положил руку на карту.
- Ты привела меня сюда, чтобы подтвердить то, что я бесполезен?
Она выпрямилась.
- Я попросила, чтобы ты приехал, потому что думала, что это будет полезно для нас обоих. Мы оба находимся под изрядным давлением в эти дни.
Ее бирюзово-золотистые глаза оставались невозмутимо спокойными.
Шаол спросил:
- Когда ты начнешь действовать?
- Скоро.
Снова, не ответ. Он спросил настолько спокойно, насколько мог:
- Я должен что-либо еще знать?
- Я начала бы избегать канализации. Это – твой смертный приговор, если не прислушаешься к моим словам.
- Есть люди, пойманные в ловушку там — мы нашли гнезда, но никаких признаков заключенных. Я не оставлю их.
- Всё лучше и лучше, - сказала она, и он стиснул зубы от её тона, - но есть вещи и похуже, чем пехотинцы-валги, патрулирующие канализацию, и бьюсь об заклад, они не будут закрывать глаза ни на кого-либо находящегося на их территории. Я бы взвесила все риски на твоем месте.
Она провела рукой по волосам.
- Так ты собираешься заманить повозки с заключёнными в засаду?
- Конечно.
Даже при том, что число повстанцев снизилось. Столь многие их люди либо бежали из города, либо отказывались рисковать своими шеями во все более и более бесполезном сражении.
Беспокойство блеснуло в её глазах? Но она продолжила:
- Они используют усиленные замки на повозках. И двери, укрепленные железом. Захватите правильные инструменты.
Он хотел огрызнуться на нее, чтобы она не разговарила с ним снисходительно, но —
Она знала о повозке, она провела недели в такой.
Он не смог выдержать её пристальный взгляд, поэтому выпрямился, чтобы уйти.
- Скажи Фалюк, что принц Рован благодарит за одежду, - добавила Аэлина.
О чём, черт возьми, она говорит? Возможно, это была ещё одна насмешка.
Поэтому он бросился к дверям, где Рован шагнул в сторону, пробормотав прощание. Несрин рассказала ему, что провела вечер с Эдионом и Аэлиной, но он не думал, что они могли бы быть...друзьями. Он считал, что Несрин способна сопротивляться очарованию Аэлины Галатинии.
Шаол видел, что Аэлина была королевой. Она не колебалась. Она ничего не делала, но продвигалась вперед, ярко сияя.
Даже если это означало убить Дориана.
Они не говорили о нем со дня спасения Эдиона. Но этот вопрос всё ещё висел в воздухе между ними. И когда она пойдёт освобождать магию, Шаолу придется опять принять надлежащие меры предосторожности.
Он ведь не думал, что она опустит свой меч в следующий раз.
Аэлина знала, что у неё были другие дела – жизненно важные, ужасающие – но одним днём она решила пожертвовать.
Держась в тени везде, где это было возможно, она провела день, показывая Ровану город, начиная с богатых спальных районов, заканчивая рынками, переполненными торговцами, продающими товары ко дню летнего солнцестояния, который будет через две недели.
Слава богам не было ни признаков, ни запаха Лоркана. Но люди короля были расставлены в некоторых необычных местах, давая Аэлине возможность привлечь к ним внимание Рована. Он изучал их с оттренированной деловитостью, и его острый нюх позволял ему точно определять, которые из них всё ещё были людьми, а какие уже были захвачены младшими валгскими демонами. Взглянув на его лицо, ей честно становилось чуточку жаль каждого гвардейца, встретившегося им на пути, демона или человека. Чуточку, но не больше. Особенно учитывая, что само их присутствие рушило её планы на мирный, тихий день.
Она хотела показать Ровану положительные стороны этого города, прежде чем тащить его в городское днище.
Так что она привела его в одну из пекарен, принадлежащих семье Несрин, где купила себе пару пирогов с грушами. В доках Рован даже убедил её попробовать жареную форель. Однажды она поклялась больше не есть рыбу и съёжилась, когда подносила вилку ко рту, но – эта чертовщина была вкусной. Она съела целую рыбину и затем откусывала от рыбины Рована, к его вящему неудовольствию.
Здесь – Рован был с ней, в Рафтхоле. И осталось ещё так много вещей, который она хотела, чтобы он увидел и понял, какой была её жизнь. Аэлине никогда не хотелось делиться этим раньше.
Даже когда она услышала свист хлыста, в то время, когда они расслаблялись рядом с водой после перекуса, она всё ещё хотела, чтобы он видел это. Он стоял молча, положив руку на её плечо, когда они смотрели на вереницу скованных рабов, переносящих груз на один из кораблей. Смотрели – и ничего не делали.
Скоро, она пообещала себе. Положить этому конец было делом чрезвычайной важности.
Они прошли обратно, пройдя все торговые ряды один за другим, пока не донёсся аромат роз и лилий, речной бриз проносил мимо них лепестки всех форм и цветов, и цветочницы кричали о своих товарах.
Она повернулась к нему.
- Если бы ты был джентльменом, ты бы купил мне…
Его лицо побледнело, глаза стали пустыми, когда он взглянул на одну из цветочниц в центре площади, держащую в руках корзину тепличных пионов. Молодая, привлекательная, темноволосая и – о боги.
Она не должна была приводить его сюда. Лирия торговала цветами на рынке, она была бедной цветочницей до того, как Принц Рован заметил её и тотчас же узнал, что она была его парой. Настоящая сказка – до того момента, пока она не была убита врагами. Беременная ребенком Рована.
Аэлина сжимала и разжимала пальцы, слова застревали в её горле. Рован всё ещё смотрел на девушку, улыбающуюся проходящей мимо женщине, светящуюся каким-то внутренним светом.
- Я не заслужил её, - тихо произнёс Рован.
Аэлина с трудом сглотнула. У них обоих были раны, которые можно было залечить, но эта… Правда. Как всегда, она не могла предложить ему ничего, кроме правды.
- А я не заслужила Саэма.
Наконец, он посмотрел на неё.
Она бы сделала что угодно, чтобы избавить его от страдания, отразившегося в глазах. Что угодно.
Его пальцы в перчатках погладили её собственные, затем отстранились.
