— Тебе не нравится?
— Да нет. Зови, как хочешь. Только не уходи.
Я не ответила. Только поглубже закуталась в одеяло и заснула в теплых, надежных объятиях, зная, что теперь, все будет хорошо. Не знаю как, но обязательно будет.
Утром меня стащили с теплой, мягкой, такой манящей кровати и понесли в душ. Хороший у него душ. А главное, просторный. Особенно, если кое-кто с загребущими ручонками так и норовит остаться. Я что дура, чтобы отказываться? Так что обломался Диреев с пробежкой. Все, решено. У него больше не сплю. А то я плохо на него влияю. Совсем забыл, что он учитель.
Когда я, наконец, к обеду выползла из своей комнаты, столкнулась с Катериной. И та так на меня смотрела… ехидно, что у меня, кажется, даже волосы едва не сгорели от смущения.
— Да-а-а, подруга, — протянула Катя и взяла меня под руку. — Не думала я, что ты такая.
— Какая?
— Страстная. Мы аж обзавидовались.
— Чего?
— Душ у Диреева смежный с душем Ника, а стенка там ну очень тонкая.
Теперь мне хотелось провалиться сквозь землю. Там и поселиться. Навсегда. Какой стыд.
— Мы сначала решили, что он эротический канал на полную мощность включил, потом, что привел в свою комнату какую-то девицу облегченного поведения, но уж когда он твое имя не единожды повторил.
— Кать, ты смерти моей хочешь?
— А чего ты смущаешься? Выбор, конечно, твой не одобряю. Но понимаю. Перед темными трудно устоять. Особенно перед такими темными, как этот гад. Но в душ больше вместе не ходите, второго такого концерта наша психика не переживет.
Какой душ? Я вообще больше в его комнату ни ногой. Да чтобы я… еще хоть раз… позволила этому… этому. фух.
— Обещаю, больше никакого душа, — пообещала я Кате.
И никакого Диреева. — а это уже самой себе.
— Кстати, а что вы делали в душе Ника?
— Не в душе, а в комнате. Обсуждали нашу ситуацию, — ответила Катя и поникла.
— Не обсудили?
— Он думает, что если мы срочно поженимся, то никто нас не разлучит.
— Что? Жениться? В твоем возрасте? Он в своем уме?
— Боюсь, что головой сейчас способна думать только я. У него сейчас другое место — центр вселенной. Естественно, я его послала. Я еще даже не совершеннолетняя.
— И что вы решили?
— Ничего. Стояли, ругались, пока вы свой концерт не закатили.
— Кать, не напоминай. Слушай. А давай забьем на этих мужиков, а? Как нам хорошо без них было.
— С ними лучше, — вздохнула Катька.
— С ними сложнее, — откликнулась я.
— О чем спор ведете, девчонки? — спустился вниз Марк. Как всегда бодрый и сияющий, — Кстати, признавайтесь, Что за цыпу Диреев притащил? Я, конечно, все понимаю, мужик он молодой, здоровый, да я бы и сам с такой не прочь, но не дома же? Вдруг предки узнают.
Катерина посмотрела на меня и рассмеялась, а я простонала. Диреев, сволочь, все из-за тебя. Уууу. Я сейчас заплачу.
Следующие два часа пыталась до Олеф дозвониться. Никакого отклика и эффекта. Катя решила взять разговор с ней на себя. Конечно, ее она не игнорит, хотя мы вместе во всем этом участвовали. А вечером все же решилась на откровенный разговор с бабушкой.
— Бабуль, можно?
— Ты меня бабулей назвала? С чего бы это?
— А с того, что объяснять все надо с толком и расстановкой, а не скрываться, как партизан.
— С Евой виделась? — догадалась бабушка.
Я кивнула и забралась к бабушке под одеяло. Я в детстве часто так делала, натворю дел, а вечером приползаю к ней под теплое крылышко. Так что утром она совсем не ругает. Что говорить, я была хитрым ребенком.
— Что же она такого тебе сказала?
— Правду. Как я на свет появилась, и при каких обстоятельствах.
— Прямо так всю правду и поведала? — не поверила бабушка.
— Да. Сказала, что любовник заставил ее соблазнить папу и забеременеть, а когда она опомнилась, написала родителям. Но вместо них почему-то инквизиторы появились и меня забрали. Кстати, бабуль, а ты не выяснила, что это за любовник был?
— Эля, я тебе поражаюсь. Ты так спокойно об этом говоришь?
— Так перегорело, бабуль. Я вчера переживала. А сегодня у меня другие поводы для этого дела нашлись.
— Ваше рандеву с репетитором?
Я подскочила, залилась краской и спрятала свое пылающее лицо.
— Бабуль, ну, ты-то откуда знаешь? Живешь же в другом крыле.
— Слухами земля полнится, — хмыкнула бабушка и тоже забралась под одеяло. — Глупая ты, Эля. И молодая совсем.
Она обняла меня, поцеловала в макушку, вздохнула, жалея меня дуру.
— Подозреваю, теперь ты мне его уволить не дашь.
— А зачем, бабуль? Он хороший учитель. Смотри, как многому меня уже научил.
— Я не об учебе сейчас говорю. Ты хоть любишь его?
— Бабуль, ну какая любовь? — фыркнула я. — Он мне нравится. Иногда. Да и ничего хорошего любовь эта мне не принесла. Горе одно.
— Эх, ладно. Встречайся с ним, если хочешь. Если тебе так легче. Только если не по сердцу он тебе, так может погодить с.
— Бабуль. Хватит уже об этом. Я сама разберусь.
— Разберешься. Дел только не натвори, пока разбираться будешь. Он же не твой мальчишка глупый. Он взрослый мужчина, который так просто не отступится.
— Бабуль, на нас Угличах даже сам Бальтазар Бьюэрман зубы обломал. Куда там до него Дирееву.
— Ох, не скажи внученька. Этот фрукт поопаснее будет. Ты не признаешь, а он в сердечко твое может окольными путями пробраться, и не заметишь. А то, что легенды читаешь, хорошо. Нашу историю надо знать, чтобы в будущем ошибок ненужных не наделать.
— Я понимаю. Ева еще убеждала меня к тебе в МЭСИ поступать. Возьмешь?
Бабуля чуть джигу не начала на кровати танцевать от радости. И не скажешь, что бабушка.
— Бабуль, а расскажи мне об экзаменах? Они сложные или как? Учти, я не хочу, чтобы все на факультете знали, что я твоя внучка.
— Не вопрос, котенок. Никто не узнает. Но экзамены на общих основаниях все-таки не стоит проводить.
— Это еще почему? Думаешь, не справлюсь? — забеспокоилась я. Мало ли какие подлянки они там абитуриентам готовят.
— Думаю, что слишком много ненужного внимания к себе привлечешь. А это никому не нужно. У тебя сил переизбыток. К тому же ты искра. Уже уникум.
— Бабуль, ты не сердись на Еву, пожалуйста. И помоги. Я очень боюсь за нее.
— Эль, она… в тюрьме сидела, за убийство.
— Ева сказала, что она не убивала.
— Она — темная. Она и не такое выдумает, чтобы тебе понравиться.
— А если нет? Если ей действительно угрожает опасность. Она моя мать. Понимаешь? Ты готова рискнуть ее жизнью?
Бабушка не ответила, но и помочь не отказалась.
— Погляди ее досье. То дело, в котором ее обвиняли. И другие тоже. Бабуль, ведь так не бывает, чтобы за восемнадцать лет весь род просто так, сам под корень извелся.
