Было темно, мелькали тени кривых бревен, поддерживавших землю сверху, корни задевали волосы Рэйта. Он не был специалистом по подкопам, но ясно было, что тут копали в спешке, струйки земли сыпались тут и там. Он уставился на согнутую спину Сорьёрна.
— Боги, – прошептал он, – да тут все и без нашей помощи скоро обвалится.
Было жарко, и становилось еще жарче. Пот капал со лба Рэйта, одежда липла к телу, пока он пробирался вперед. Он воткнул топор в петлю на поясе и достал кинжал. Если дойдет до драки, тут нет места, чтобы размахнуться. Все решится в ближнем бою, когда можно будет почуять дыхание врага.
Они пролезли в каморку, освещенную мерцающей лампой. Земляной пол был завален кирками, лопатами и тележками. Потолок поддерживала хлипкая путаница веток, другие ветки валялись в кучах. Вглубь вело еще два темных тоннеля, несомненно прямо к основанию Башни Гудрун, и Рэйт поспешил в один из них, вглядываясь во мрак.
Вроде где-то там кто-то царапает? Копает? Ракки уже вытащил пробку из кувшина и начал разбрызгивать содержимое на все, что было сделано из дерева.
— Осторожней с огнем! – бросил Рэйт Сорьёрну, который задел мерцающую лампу, и та закачалась на крюке. – Одно неверное движение, и нас всех тут засыплет.
— Ты прав, – прохрипел знаменосец, укладывая на длинную руку свой смертоносный кувшин, а другой закрывая лицо.
Боги, как эта штука воняла в замкнутом пространстве. От жгучей вони все они раскашлялись. Рэйт вывалился в другой тоннель, вытер слезы из раздраженных глаз и, подняв глаза, увидел двух мужчин, уставившихся на него. У одного в руках была кирка, у другого лопата, оба по пояс раздеты и заляпаны грязью.
— Вы новые землекопы? – сказал один из них, хмуро глядя на щит Рэйта.
Лучшие бойцы много не думают. Не думают много перед боем и после него, а уж во время боя не думают вовсе. Обычно тот, кто бьет первым, в конце остается на ногах. Так что Рэйт отбил щитом кирку мужика и ударил его ножом в шею, кровь брызнула по всему проходу.
Другой землекоп махнул лопатой, но Рэйт бросился вперед, оступился, врезался в него, отбил щитом удар, толкнул мужика на стену, и они зарычали друг другу в лицо, так близко, что Рэйт мог бы высунуть язык и лизнуть его. Он ударил кинжалом под кромкой щита – дико, злобно – а землекоп булькал и фыркал от каждого удара, пока Рэйт не отошел и не дал ему упасть. Землекоп свалился, вцепившись руками в распоротый живот, и его кровь чернела на щите Рэйта, на его руке, на его кинжале.
Ракки уставился, раскрыв рот, как всегда, когда Рэйт начинал убивать. Но время для сожалений наступит позже.
— Кончай уже! – Рэйт выбежал в проход, которым они пришли, чтобы глотнуть свежего воздуха. От вони кружилась голова. Снаружи доносились слабые отзвуки сражения. – Живо!
Ракки, кашляя, опрокинул кувшин, пропитывая подпорки, стены, землю. Сорьёрн бросил свой кувшин наземь и протолкнулся мимо Рэйта в проход. Крики снаружи стали громче.
— Боги! – услышал Рэйт хрип Ракки и повернулся.
Один из землекопов шел, спотыкаясь, выпучив безумные глаза, все еще вцепившись окровавленной рукой в вывороченные кишки. Другой рукой он схватил Ракки, рыча сквозь сжатые зубы, плюясь красной слюной.
По всем правилам он должен был пройти через Последнюю Дверь. Но Смерть – капризная госпожа, и у нее свои правила. Только она могла бы сказать, почему ей было угодно дать ему еще несколько мгновений.
Кувшин Ракки свалился, когда он начал бороться с раненым землекопом, разбился о деревяшку, и масло разбрызгалось по ним, когда они отшатнулись назад.
Рэйт сделал шаг, разинув рот, но был слишком далеко.
Они врезались в подпорку, Ракки занес руку для удара, его локоть задел лампу и сбил с крюка.
Она падала ужасно медленно, оставляя в глазах Рэйта яркое пятно. И он ничего не мог поделать. Он услышал свой вопль. Увидел свет от маленького язычка пламени на залитом маслом полу. Увидел, как Ракки повернулся, разглядел его лицо с широко раскрытыми глазами.
Рэйт упал наземь за своим щитом. Что еще он мог поделать?
В узкой каморке стало светло, как днем.
Несомненно, женщина должна лить слезы от радости, когда ее суженый возвращается с битвы живым, но когда Ломатель Мечей первым прошел через малые врата, Скара поняла, что ее глаза сухие.
Возле кромки его щита торчала сломанная стрела, но в остальном он был невредим. Он выдернул стрелу, оглянулся, словно ища, кому бы отдать щит, и нахмурился.
— Хм. – И приставил его к стене.
Скара натянула на лицо улыбку.
— Рада, что вы вернулись, мой король. – Хотя были и другие, кого она предпочла бы поприветствовать.
— Если честно, и я рад, что вернулся, королева Скара. Мало веселого в ночном сражении. Впрочем, их подкоп мы обвалили.
— Слава богам. Что теперь?
Он улыбнулся, зубы сверкнули на черном от пепла лице.
— Теперь они будут копать новый.
Мужчины беспорядочно возвращались в крепость. Все истощенные. Некоторые раненые. Мать Оуд бросилась помогать, Рин опустилась рядом с ней на корточки с тяжелыми щипцами и уже резала окровавленную куртку мужчины вокруг раны.
— Где Рэйт?
— Он был с братом в тоннеле, когда занялось масло. – Невольник принес Горму воды, король вытирал пепел с лица.
Скара едва могла вымолвить слово, горло перехватило.
— Он мертв?
Горм мрачно кивнул.
— Я учил его сражаться, убивать и умирать, и теперь он исполнил все три урока.
— Лишь два, – проговорила она с такой волной облегчения, что голова закружилась.
Рэйт, шаркая, вышел из темноты. Его волосы были заляпаны грязью, окровавленные зубы сжаты, а одна рука лежала на плече Синего Дженнера.
— Хм. – Горм поднял брови. – А он всегда был крепким.
Скара бросилась вперед и подхватила Рэйта под локоть. Его рукав был порван, опален и покрыт странными волдырями. Потом она с ужасом поняла, что это не рукав, а его кожа.
— Боги, твоя рука! Мать Оуд!
Казалось, Рэйт едва ее заметил.
— Ракки мертв, – прошептал он.
Раб принес Горму плошку только что снятого с вертела мяса. От сходства между мясом и рукой Рэйта, с которой Мать Оуд срезала сожженную ткань, все съеденное Скарой подступило к горлу.
Но если у Ломателя Мечей и были страхи, он держал их не в желудке.
— Сражение всегда распаляет аппетит, – сказал он с набитым ртом, плюясь жиром. – В конечном счете Мать Война нынче нам благоволила.
— А что насчет Ракки? – прорычал Рэйт, и Оуд зашипела от негодования, когда он вырвал полузабинтованную руку.
