– А Горм говорит, что раз мы убили восьмерых…
– Сын мой, если бы мы вышли на честный хольмганг, род на род… или между нами велась бы давняя смертельная вражда, тогда судьи считали бы, сколько кто кому должен серебра за убийства и за калек. Но я не верю, что убитые разбойники ходили в дружинниках у «лесного ярла». Двоих узнали, это беглые рабы с рудников. За них никто не вступится, сын мой.
– Значит, за дядю Снорри… – Даг мучительно соображал. – За Снорри они дадут тебе много серебра?
– Они скажут, что прав тот, кто приехал вовремя и привел больше свидетелей.
– Да, я понял… – Даг немножко подумал. – Надо быть с теми, кто сильнее, отец.
В которой длинная дорога становится короче прямой, Олав вербует свидетелей, а Сверкер оценивает жизнь брата
Миновал первый зимний месяц, когда Олав Северянин вышел проверить лед. Лед на реке оказался достаточно прочным для дальнего путешествия. С утра мимо фермы пронеслись три санных поезда дальних соседей, это бонды и свободные ландбу спешили на тинг.
– Пора, – подтвердил Горм Одноногий, пробуя лед топориком. – Нынче можно выезжать без опасений, реки выдержат везде.
Собрались затемно. Первыми санями правил отец, с ним уселись двое ближних хусманов, мельник и мясник, и старина Горм. Во вторых санях устроилась Хильда с Дагом и старшей дочерью, еще с ними сел Сверкер и одна работница. Следом скакали пятеро вооруженных слуг, везли припасы и подарки. Хильда сказала, что тинг может продлиться не три дня, а все шесть, кроме того, Северянин наверняка захочет позвать гостей в землянку, а такую ораву надо чем-то кормить…
Поэтому в третьи сани загрузили половину жареного барана, свиной окорок, лепешки, крупу, масло, вязанку сушеной рыбы и бочонок медовухи. Старшей по хозяйству Хильда оставила Гудрун, зато взяла для помощи в пути еще одну девушку. Кроме еды, на третьих санях повезли оружие и сбрую для ополченцев, назначенных сюслом.
Даг помогал отцу кормить лошадей, а сам следил за сборами будущего дружинника, назначенного от усадьбы Северянина. Родичи толпой провожали на службу Эйрика Косоглазого, сына рыбака.
– Отец, а почему Эйрик должен идти воевать, если он не хочет?
– Скорее всего, воевать ему не придется. Конунг в этот раз собирает половинное ополчение, только для защиты границ по суше.
– А почему мы не троих отдаем, а одного парня и от себя, и от усадьбы тети Ингрид, и от Жаворонка?
– Это и есть половинный лейдунг, сынок. Один человек от трех усадеб. Потому что серьезной войны сейчас нет.
– А с кем наш лейдунг будет воевать? С конунгом датчан?
Отец и мать рассмеялись.
– Всегда есть с кем воевать, сын мой. Датчанин Харальд Синезубый собирает дань с англов, но сам не может уследить за своими морскими разбойниками. Они часто нападают на наши прибрежные фермы и корабли. Конунг норвежцев Серая Шкура только и ждет, чтобы отхватить кусок нашей земли. Кроме того, всегда есть могучие бонды среди свеев, которым не по нраву власть нашего конунга и его сыночка…
– Почему же наш конунг не накажет тех бондов, кто хочет его побить? – наморщил лоб Даг.
– Потому что у Старой Упсалы не хватит сил, чтобы победить и побить всех недовольных, – Олав Северянин передал Дага младшему брату, сам запрыгнул в первые сани. – Попроси своего дядю, он тебе все расскажет!
– Почему в Упсале нет столько сил? – упрямо вцепился Даг в Сверкера. – Почему только Эйрик, сын рыбака, идет в поход, а другие сидят дома?
– Так повелось много лет назад, – сказал Сверкер. – Могучие бонды всегда жили свободно и не любили хозяев над собой. Поэтому они договорились так: когда нет войны, конунг может собрать только половину ополчения. Он может потребовать одного парня с каждого маннгерда, то есть с трех усадеб. Хозяева двух оставшихся усадеб позаботятся о его полях, скотине и людях. Если бы сейчас началась война, твой отец, тетка Ингрид и Халльвард Жаворонок выставили бы двоих бойцов, а не одного, понимаешь? Но все равно, раньше было так – даже если конунг рассылал ратную стрелу, у него никогда не собиралась рать сильнее, чем рать могучих бондов. Так было прежде…
– А теперь? Мы не любим Упсалу, но все равно отдаем дружинников на службу? – нахмурился Даг. – Вот я, когда вырасту, не пойду никому служить! Я построю себе самые быстрые корабли, соберу свое войско и сам буду хавдингом!
– Ты смелый парень, – одобрил Сверкер. – Однако послушай меня, прежде чем хвалиться. Мудрые люди придумали так, чтобы страна делилась на части. Так у нас, и у норвежцев, и у датчан. При первых конунгах земли бондов поделили на бюгды, ланды и херады, и в каждом есть свой тинг. Только на тинге ты можешь сказать, что собираешь свое войско. Если могучие бонды посчитают, что ты достоин быть хавдингом или даже морским конунгом, тебя изберут. Если ты соберешь дружину тайно, ты станешь разбойником, понял? Тебя будут ловить и в конце концов повесят. Для того бонды и придумали избирать конунга, а он назначает ландрманов по всем ландам. Чтобы никто не набирал вольных дренгов! Чтобы всюду был порядок, чтобы честно делили межи и честно проводили тинги, кто-то один должен быть главным хозяином. Не станет конунга, не станет жрецов в Старой Упсале – богатые бонды снова затеют драку…
– Я понял… – поник маленький Северянин. – Выходит, что свободные люди сами просят конунга, чтобы он стал их хозяином?
– Выходит, что так, – Сверкер поплотнее закутал племянника в шубу.
Скрипя полозьями, сани вылетели за пределы усадьбы и устремились в голубой сонный простор.
– Вот наши три соседские усадьбы входят в малый корабельный округ, им командует кормчий Сигурд Короткая Нога, – продолжал Сверкер, – а твой дядя Свейн – херсир в другом корабельном округе. Если враг нападет, конунг разошлет ратную стрелу. Тогда твой дядя Свейн и другие, все бросят дела, приедут к своим драккарам и поплывут на место сбора флотилии.
Нашу флотилию поведет ландрман Торстейн, ты его уже видел на боях жеребцов. Ландрман Торстейн обязан выставить дюжину снаряженных драккаров по семь десятков человек на каждом, с оружием, запасом стрел и копий и месячным запасом еды. Зато конунг в ответ должен выставить пять кораблей на свои деньги и своих дренгов должен вооружить сам… Ты пойми, если каждый будет за себя, нас поодиночке перебьют такие, как Рагнар! – Сверкер потемнел лицом и скрипнул зубами.
Даг надолго задумался. Он думал все утро, пока кони несли сани по заснеженным полям. Скупое солнышко повисело лениво над дрожащим морозным горизонтом и снова спряталось в далеких норвежских лесах. На ночлег остановились в усадьбе Торира Белоглазого, который приходился приемным отцом Гудрун, вдове Снорри Северянина. Олав нарочно сделал крюк по излучине, чтобы заполучить Торира и его родичей к себе в свидетели. Торир Белоглазый пообещал помощь на тинге.
