— Слюшай, нету такой денги нигде! — купец выглядел расстроенным. — Я тибе часть своим товаром отдам, бири, слюшай!
— Что за товар? — Первей всё смотрел на зверообразного мужика, придерживающего волосатой ручищей тоненькую, явно девичью фигурку.
— Пойдём унутрь, смотреть будешь, — забормотал купец, понижая голос. — Шибко хороший девка, свежий персик, слюшай.
«Внимание, рыцарь» — Голос Свыше был напряжён. — «Фокус с пуговицей не лишает человека сознания и даже отчасти воли. Этот купец тоже задумал фокус. Как только ты войдёшь внутрь лавки, этот волосатый зверь ударит тебя по голове медной дубинкой, обшитой кожей, вон она у него в рукаве. А вечером всё устроят так, что тебя никто не найдёт»
«Понял» — Первей подавил ярость, сейчас нельзя, нельзя… Привычная дрожь сменилась вроде как холодком. Всё.
— Ну пойдём, — вздохнув, рыцарь скинул ставшую мягкой и безвольной руку амбала с плеча невольницы, подтолкнул девушку ко входу в лавку. Туда же был втолкнут купец, и последним вошёл в дверь Первей, ведя амбала за руку — тот глядел неподвижно перед собой стеклянными глазами, вяло переступая ногами. Дверь захлопнулась.
— Молчи и не двигайся! — приказал персу рыцарь, запирая дверь лавки на засов. Мог бы и не говорить. Купец тоже смотрел на Первея стеклянными глазами, даже не помышляя о каком-либо сопротивлении или бегстве.
Раскутав безвольную фигурку, рыцарь даже остолбенел на миг — до того хороша была девчонка, с виду лет пятнадцати-шестнадцати. Волосы, ещё недавно заплетённые в косу, были распущены, ложась на спину широкой густой волной до пояса, круглые упругие груди торчали яблоками, распирая холщовую рубашку, единственную одежду красавицы. Из-под рубашки виднелись стройные девичьи ноги, обутые в кожаные опорки. А лицо — и вовсе глаз не оторвать… Вот только глаза были мутные, стеклянные. Первей прошептал освобождающее заклятье, но глаза нисколько не прояснились, всё так же безучастно глядели в никуда.
«Не понимаю, Родная. Я что-то делаю не так?»
«Не старайся, ты тут с самого боку. Её опоили отваром из маковых головок, индийской конопли и кое-каких трав. Она очнётся только к вечеру»
Первей снова подавил волну ярости. Нельзя, нельзя… Он подошёл к двери, отодвинув засов, выглянул на улицу.
«Ты куда?»
«За Патриком. Мне не унести столько денег самому, Родная»
Патрик, дисциплинированно стоявший там, где ему было велено, всё ещё глазел по сторонам, открыв рот, так что Первею удалось подойти к нему вплотную.
— Пойдём, Патрик, — юноша вздрогнул, покраснев. Негоже воину быть таким растяпой.
Войдя в лавку, Первей снова запер дверь на засов. Приступим…
— Где деньги?
Перс молча указал рукой на два плотных ковровых мешка-хурджина, висящих через плечо амбала. Первей одним движением стянул мешки, тяжко бухнувшиеся на землю.
— Здесь сколько?
Перс с мукой смотрел на него. Ах, да, ему же приказано молчать…
«Здесь все деньги, что ты запросил — тысяча рублей, серебром и золотом. Сто динаров под полом лавки, в углу, тебе надо лишь засунуть руку в дыру. Не отвлекайся, заклятье тает!»
«Я добавлю, если надо. Погоди чуток»
— Ты можешь говорить, — разрешил он персу. — Где ты взял эту девчонку?
— Купиль…
«Слушай, рыцарь, кончай бодягу. На все твои вопросы я сама отвечу по дороге, не трать время, болван ты этакий!»
Рыцарь взохнул. Значит, точно болван, раз уж это утверждает Голос Свыше…
— Есть тут для неё одежда? Русская одежда, платье?
— Там… платие…
Первею пришлось повозиться, обряжая стоявшую, словно кукла, девушку. Оторвав кусок покрывала, соорудил платок — нельзя девушке появляться на улице простоволосой…
— Есть ещё ценности в этом доме?
Купец протянул руку, растопырив пальцы, унизанные перстнями. Первей хмыкнул.
— Давай сюда. Ещё что?
— Сапля булат… Киншал…
— Тащи.
Покончив с изъятием неправедно нажитого имущества, Первей разделил хурджины, кивнул Патрику, молча наблюдавшему за сценой:
— Берись.
«Постой, рыцарь. Сделай одну вещь для меня»
«Что именно, Родная?»
«Видишь этого зверя? Самому ему женщины ни к чему, зато он обожает их мучить. Самое любимое его развлечение — пытать девушек голыми руками, лазая туда… В общем, ты понял. В прошлом году он так замучил одну строптивую рабыню, по приказу этого купца, для острастки остальных»
Первей подошёл к зверю, стоявшего тихо и смирно. Вытянул из рукава амбала тяжёлую дубинку, рассмотрел. Надо же, восточная хитрость… Стянул мягкий кожаный чехол. Вот, теперь это настоящее оружие.
Удар в лоб наотмашь, глухой треск проломленного черепа. Амбал постоял ещё мгновение, а затем, так и не издав ни звука, рухнул навзничь, так, что вздрогнул пол.
«Это всё, что я могу, Родная»
«Этого достаточно, мой милый. Спасибо тебе»
Рыцарь сунул медную дубинку в руку купцу.
— Держи крепко, пока за тобой не придут. Понял? Патрик, мы уходим, — Первей уже подталкивал невольницу к двери.
«Родная, ты поняла, что с тобой?»
Пауза.
«Да. У меня появилась ненависть. Мне снова смягчили режим»
* * *
— Ай-яй-яй, до чего распоясались, нехристи! На вольной Руси из дому девок воровать! И ведь наши, русские, тати окаянные, стакнулись с ними! Нет, не могу успокоиться, до самого нутра пронял ты меня, Первей Северинович.
Купец Савелий встал и принялся расхаживать по горнице широкими шагами, из угла в угол.
До самого дома купца они шли молча, причём девушку приходилось буквально тащить на руках, так как на полдороге она стала валиться с ног. Сейчас она спала, чуть приоткрыв порозовевшие губы, дышала ровно и тихо, лишь иногда вздрагивая во сне от пережитого — действие снадобья кончалось.
Купец встретил их радушно, явно обрадовавшись. Первей рассказал купцу историю с невольницей, опустив ненужные детали, и в доме поднялась настоящая суета — враз набежали какие-то мамки-няньки, ахая и охая, утащили одурманенную девчонку, принялись её раздевать, одевать и переодевать и вообще всячески тормошить. Рыцарь усмехнулся про себя. Он давно заметил — женщинам только дай поиграть в куклы.
— Я ещё хотел тебя спросить, Савелий Петрович. Жив мой Гнедко-то? — он даже сглотнул.
Купец остро глянул на него, пригорюнился.
— Назад спросишь?
Первей смутился.
— Спрошу, не серчай. Очень дорог мне конь этот. Сколь спросишь за него, столь и отдам.
— А ежели сто рублёв спрошу? — рассмеялся купец.
— Договорились, — Савелий вытаращил глаза. — И ты в прибытке, и мне друга вернёшь.
