Ниида всхлипнула. Квардинг стремительно шагнул к ней и накрыл рот ладонью.
— Не смей это говорить.
Невольница рванулась прочь, с удивлением понимая, что ее не удерживают.
— Я хочу свободы, — тихо сказала она в полумрак. — Не могу больше так.
— Нет, — в желтых глазах опять вспыхнула звериная искра. — Не отдам. Тебя. Никому.
Жёсткие пальцы стиснули плечи.
— Тебе придется. Риэль говорил, — мрачно ответила Кэсс. — У тебя нет выбора.
— Риэль… — Амон напрягся. — И что же еще говорил или делал Риэль? Как ты тут наслаждалась жизнью в мое отсутствие? Покажи.
У нее не было сил еще на одну стену, поэтому пришлось подчиниться.
Она смотрела в узкие кошачьи зрачки, разрешая демону увидеть все, что произошло. Его лицо то прояснялось, то мрачнело. Несколько раз он будто хотел что-то сказать, но замолкал. А когда в нечеловеческих глазах появилась настоящая человеческая боль, девушка не выдержала, поднялась на носки, ласково провела руками по окаменевшему лицу и даже попыталась улыбнуться. Губы дрожали, и улыбка вышла до крайности жалкой. Это стало последней каплей. Квардинг не выдержал, схватил ее, прижал к себе.
Ниида уткнулась лицом в горячую кожу, и, всхлипнула. Он один такой — непонятный, насмешливый. Сильный. Только рядом с ним она чувствовала себя маленькой девочкой, которую можно пожалеть, только рядом с ним жизнь обретала смысл. Только он мог заглянуть в глаза так, что весь мир вокруг переставал существовать, пол уплывал из-под ног, а слышно было лишь смятенное биение сердца. И когда он смотрел вот так пытливо, как сейчас, и правая бровь слегка приподнята в немом вопросе, почему ей казалось, что он может защитить её от всего мира? И как страшно становилось при мысли, что его вдруг не будет рядом!
Рабыня безуспешно боролась со слезами, когда Хозяин наклонился и обжег её губы поцелуем. Он целовал её так же, как в своё время бил — сильно, страстно, упоенно. И в этом был весь Амон. Он все делал как-то наотмашь, словно в пылу кровавой битвы. Люто ненавидеть и также люто, свирепо любить. Любить? У Кассандры подломились колени, и она вцепилась в плечи демона, чтобы не упасть. Воздуха не хватало, в груди свирепствовало пламя, а рот словно обожгло раскаленным железом.
— Ты зверь, — прошептала она, когда он отстранился, и тихо зарычал, увидев на ее губах кровь.
— Я могу отпустить тебя, — борясь с собой, сказал через силу квардинг. — Если хочешь. Потому что, если я останусь, то причиню еще много боли.
А Зверь внутри него выл, надсаживался и бился при одной мысли о том, что до женщины, до его женщины! — дотрагивался кто-то еще. Рорк! Он хотел содрать его прикосновения зубами, сделать так, чтобы она никогда не посмотрела на другого, хоть ангела, хоть демона, хоть человека.
Масляный блеск лампы играл бликами на окаменевшем лице. Кэсс провела тонкими пальцами по скулам, шее, напряженным плечам, скользнула вниз, прикоснулась к изогнутому белому шраму.
— Зверь. Мой зверь.
Он замер, напряженный, страшный. Девушка не обратила на это внимания. Она не могла постоянно бояться, потому что в отличие от него действительно умела любить, а любовь вытесняет страх.
— Мой зверь…
Её рука скользнула по свежему рубцу на его плече. Амон вздрогнул и вскинул голову.
— Убери. Руку, — он сказал это раздельно и твердо.
Ниида отдернула ладонь.
— Тебе больно? — испугалась она.
— Нет! — рявкнул квардинг, оттолкнул ее и с размаху опустился на кровать.
Рабыня замерла удивленная.
— Что с тобой? — осторожно спросила она. — Что я сделала не так?
— Ты прикасаешься… — зло ответил демон и помотал головой.
— Конечно, прикасаюсь, — совершенно сбитая с толку согласилась Кассандра. — Но ведь и ты ко мне прикасаешься.
— Это другое!
— Другое?
— Да.
— Тебе не нравятся мои прикосновения? Тебе неприятно? — допытывалась она, стараясь заглянуть ему в глаза, но Амон упрямо смотрел в пол.
— Не в этом дело…
— А в чем? — она опустилась на пол у его ног и все-таки поймала смятенный взгляд уже голубых человеческих глаз. — В чем?
— Я не могу думать…
— Что? — Кэсс полагала, будто знает его уже достаточно, чтобы ничему не удивляться, оказалось, ошиблась.
— Я не могу думать. На тебя что, глухота напала?
— Нет, я пытаюсь понять, ты… — девушка осеклась, начиная соображать. — Ты не можешь думать, когда я к тебе прикасаюсь?
Он мрачно кивнул, и сердце человечки захлестнула волна безудержной нежности. Демон впервые поделился с ней чем-то, чем (она была уверена) никогда не поделился бы ни с кем из живущих. И он был удручен. Она впервые видела его таким… растерянным, таким человечным.
— Амон… — тихо позвала ниида.
Он посмотрел на неё.
— Это называется ласка. Тебя никто никогда не ласкал?
Слабый свет лампы рождал неверные тени, скользящие по её лицу. Квардинг смотрел на рассыпавшиеся красные волосы, на запрокинутое белое лицо, на тонкие ключицы, видные в распахнутом вороте ночной рубашки. Глупая. Какая ласка? Он и человек-то лишь на треть, а может, и того меньше. Он медленно провел кончиками пальцев по трогательно выступающей ключице. Глупая.
Уголки его губ едва заметно дрогнули. Кэсс прижалась щекой к колену демона, ловя короткие мгновения его то ли нежности, то ли задумчивости.
Он убрал руку.
Она открыла глаза.
Глупая.
Девушка поднялась на ноги и вдруг спросила.
— Ты помнишь мать?
Какое это-то имеет значение?
— Нет.
Тогда девушка наклонилась к нему и прошептала:
— Закрой глаза.
— Нет.
— Амон.
Она наклонилась и коснулась губами его виска, потом лба, поцеловала где-то над правой бровью и по телу хлынула колкая волна мурашек. Он замер. Дыхание перехватило. Мягкие прохладные ладони скользнули по плечам, по груди, по шее. Квардингу казалось — его затягивает вязкая упоительная трясина.
«Это называется ласка. Тебя никто никогда не ласкал?»
«Зверь. Мой зверь».
Демон зарычал, перехватывая тонкие запястья. Хватит.
Кэсс смотрела на его внутреннюю борьбу и хотела кричать от счастья, видя, как гнев и смятение отступают, а голубые глаза темнеют от желания. Руки Амона скользнули по ее спине вниз, приподняли, вжимая в горячее твердое тело. По коже пробежало пламя, когда их губы соприкоснулись, и ниида прижалась к демону еще сильнее, полностью растворяясь в его огне.
Он был нежен, насколько мог, но все равно рычал, вторгаясь в ее тело снова и снова, захлебываясь от желания и незнакомых, непонятных ещё ощущений…
Остаток ночи квардинг, лениво перебирал огненные пряди, рассказывая нииде о сражении. Рассказывал он неохотно, стараясь опускать подробности, и искренне не понимал, зачем она расспрашивает, если сама дрожит от ужаса. Однако постепенно демон смягчился и рассказал о гриянке.
