- Ну, если ты так говоришь...
- Говорю, - я уже почти рычал. - Со мной все нормально. Не надо относиться ко мне как к ребенку.
Рей поднял руки на уровень груди ладонями от себя.
-Ладно-ладно, как скажешь. Я только хотел тебя поддержать.
- Не надо меня поддерживать! Я крепко стою на ногах.
Мне плохо, меня тошнит, но поддерживать и жалеть меня не нужно. Я сам принял это решение, а значит, я, именно я, должен принять все его последствия.
***
Для казни все министры собрались на одном из многочисленных балконов, выходящих на площадь. Для них принесли удобные кресла и расставили полукругом, так, чтобы зрителям был виден процесс во всех подробностях. Кресло для меня поставили в самом центре.
Мы с Рейнелом подошли к балкону вместе.
- Хочешь, я останусь с тобой? - предложил он.
Очень смешно, может быть, он хочет мне еще штаны поддержать? Я тут же стыдливо прижал рвущееся наружу раздражение. Рей не виноват, он на самом деле переживает за меня. Но мне и без того настолько тошно, что жалости просто не вынести.
- Не нужно, - я смягчил свой голос прежде, чем успел нагрубить. - Все хорошо, правда.
Гердер кивнул и поспешил уйти, оставив меня с министрами.
- Приветствуем, принц, - поздоровался со мной Сакернавен от лица всех присутствующих. - Присаживайтесь, эта казнь будет тем еще зрелищем, как вы и обещали.
Чтобы не разразиться бранью, я молча кивнул и сел в приготовленное для меня кресло.
На площади было полно народа. Да что там много - очень много! Люди были везде, огромная площадь даже не смогла вместить на себе всех желающих, и люди заполнили прилегающие улицы. Тысячи людей, целое живое море.
Мои руки непроизвольно сжались на подлокотниках.
- Изволите начинать? - у моего правого плеча вырос слуга.
- Изволю, - ответил я, не оборачиваясь.
Слуга исчез так же беззвучно, как и появился. Не прошло и нескольких минут, как на площади началось действо. На помост вышли палачи, ровно двенадцать, по количеству осужденных. А еще через минуту забили барабаны, и голоса смолкли.
На помост вышел глашатай.
- Караденцы, приветствую вас, присутствующих здесь во время совершения акта справедливости! - торжественно произнес он, и его голос, усиленный магическими громкоговорителями, установленными Мелом, разнесся над площадью. - Его Высочество наследный принц Эридан Дайон, - при этих словах я встал и с видом британской королевы помахал подданным, в ответ раздался радостный гул, и я еле сдержался, чтобы не зажмуриться. Затошнило сильнее, - приговорил следующих лиц к казни, - и глашатай принялся называть имена осужденных, а их стали выводить на помост в четкой последовательности в соответствии со списком.
Больше всего мне хотелось отвернуться, но я заставил себя смотреть вниз.
Приговоренных к смерти одели в белые штаны и рубахи в знак очищения от всех грехов, которые они совершили при жизни, босые, они выходили один за одним, громыхая цепями.
Напьюсь, пообещал я сам себе, непременно напьюсь, как только выберусь отсюда.
- Лоис Эрвин! - гремело над площадью.
Лоис? А ведь я даже не интересовался его именем.
- Кай Лигурд!
- Демин Халис!..
Глашатай все зачитывал имена, а я повторял их про себя, пытаясь запомнить навсегда. Первые жертвы моего восхождения на трон. Скольких еще я убью, пытаясь доказать... что?
Осужденные выстроились в ряд, все, понурив головы и смотря в пол.
Где твое красноречие, Эрвин? Кричи, проклинай меня! Что же ты молчишь?!
- Стоящие перед вами люди, - продолжал глашатай, и его голос звенел в тишине, - обвиняются и признаны виновными в государственной измене и приговариваются к казни через повешение без дозволения последнего слова...
Вот теперь Эрвин дернулся, его губы быстро зашевелились, наверное, сыпал проклятиями, но громкоговорители не были направлены на осужденных, и его голос не долетал до нас. Лишение последнего слова было самым унизительным, что можно было сделать. Это, по сути, лишение чести.
В этот момент я ненавидел себя за то, что сделал, наверное, не меньше, чем ненавидели меня люди на помосте. Мне хотелось провалиться сквозь землю, забиться в угол и зажать уши руками, чтоб больше не слышать этот громоподобный голос.
- Приговор провести в исполнение немедленно!
Барабаны снова забили, на шеи осужденным накинули веревки, затем на головы надели мешки, такие же белые, как и их одежда, и навсегда скрыли направленный на меня ненавидящий взгляд Эрвина.
Ненавидь меня, бывший наместник. Я это заслужил. Ненавидь, как только можешь ненавидеть в последние мгновения своей жизни...
Барабаны смолкли и тысячи голов обернулись к нашему балкону, ожидая от меня знака.
Нет, Эрвин, даже ты не можешь ненавидеть меня так, как я сам себя ненавижу, потому что мне с этим жить.
Я медленно поднялся со своего кресла.
Каждое движение казалось мне как в замедленной съемке: вот я встаю, вот делаю взмах рукой, а вот палач жмет рычаг, и доски с грохотом угодят из-под ног приговоренных. Приговоренных мной. Повешенных мной.
А я стою, смотрю вниз и мечтаю снова обрести способность не чувствовать, но уже не могу.
***
Плохо помню, как покинул балкон и добрался до своей комнаты. Я кому-то улыбался, что-то говорил, сделал все, чтобы соблюсти все положенные приличия прежде, чем уйти. Нет, не уйти - сбежать. Но не так, как хочется, поджав хвост, а чинно и благородно с высоко поднятой головой и идеально прямой спиной.
Я закрылся в своих покоях и сполз по двери, уткнулся головой в колени.
Я слышал быстрые шаги в коридоре, потом стук по двери где-то на уровне моей головы.
- Эридан, я могу войти?
Рейнел.
Ну, конечно же, Рейнел.
- Нет, - на этот ответ ушли последние остатки самообладания, и мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не всхлипнуть.
И это я? Я же считал себя сильным.
Да, я сильный, я все выдержу, потому что так нужно. Потому что иначе нельзя.
Но почему так отвратительно на душе? Почему я чувствую, что совершил не правосудие, а убийство? Двенадцать человек - одним взмахом руки...
Я слышал, что Рей потоптался еще несколько минут возле моей двери, но потом все-таки ушел.
Спасибо тебе, друг, за понимание...
Больше всего на свете я не хотел, чтобы Рейнел видел меня в таком состоянии. Друг он мне или нет, я должен сохранять лицо, если я решил быть принцем не на словах, а по-настоящему, я обязан быть им до конца.
На полу я просидел долго, несколько часов, просто сидел и смотрел в пространство, а перед невидящим взором проносись фигуры в белых одеждах, ненавидящий взгляд Эрвина, его губы, шевелящиеся в последних проклятиях.
