Я кивнула, а Кира в этот момент просто посмотрела мне в глаза, всего пару секунд, прежде чем отвести взгляд, и я совсем ничего не почувствовала. Даже едва сдержала удивленный возглас: «И это все?» А потом вспомнила бабушкины слова, что истинной магии не нужен антураж, чтобы быть эффективной.
— Эля, ты горишь.
— Жаль, не в буквальном смысле, — усмехнулась я.
— Тебя нужно отвести к лекарю.
— Не надо. Я сама справлюсь, правда.
— Хорошо, — проговорила Кира и посмотрела на дверь. — Я пришлю тебе данные о твоем деле и… кое-что еще. Береги себя, малышка.
На выходе меня ждал вовсе не Игнат, и я даже не знала, что делать. В его глазах не стоял, бушевал пожар гнева, ярости, ненависти, там много чего было намешано. А у меня от его взгляда сердце замерло, не от страха, от другого куда более глубокого чувства.
— Ты. — он выдохнул одно лишь это слово и схватил меня за плечи, припечатал к стене и впился в губы, сминая все, заставляя, сокрушая, убивая и возрождая вновь, как я могла не поддаться, как я могла… да для меня это было больше, больше чем просто ошибка, потому что волшебство прошлого слилось воедино с моей любовью сейчас и выплеснулось в одном лишь полу-всхлипе, полу-стоне наслаждения. Я забыла обо всем на свете, кроме его рук, обжигающих кожу, губ, терзающих шею, его сильного мощного тела, от которого сейчас шел такой жар, такой невыносимый жар, как от бабушкиной печки, но я бы умерла сейчас, если бы он остановился хоть на мгновение. И когда его рука скользнула вниз, когда между нами не осталось преград, он оторвался от моих губ, посмотрел в глаза и резко вошел, и с каждым его толчком я понимала, что это наказание, не страсть, не любовь, не гнев, это жуткое, жестокое наказание, придуманное им, и даже больше. Он использовал меня сейчас и сделал все, чтобы я это поняла.
В какой-то момент мой мир просто взорвался, наверное, когда поцеловал в последний раз, или когда я прокусила его губу, мне стало все равно. Пусть наказание, пусть боль, я смирюсь, ведь так всегда бывает, за один лишь миг настоящего наслаждения мы порой расплачиваемся годами. И я пила его, наслаждалась каждым мигом близости, отдавала всю себя, срывая свои глупые барьеры.
А он вдруг все прекратил, резко и неестественно. Просто отступил, унося с собой страсть, наслаждение, любовь, оставив только боль и отвращение, не к нему, к самой себе, к тому, что мой добровольный дар он не принял.
— Почему? — выдохнула я.
— Мне это не нужно. Мне ничего от тебя больше не нужно. Когда ты поймешь, наконец, и перестанешь унижаться?
— Это не унижение. Это любовь. Я люблю тебя Дир… Стас.
— И готова ради этого убить?
— Да.
— Тогда зачем ты мне нужна? Я не знаю, в кого ты превращаешься, и не хочу знать. Я не хочу ничего о тебе знать. Когда-то меня привлекал твой свет, твоя доброта, любовь и сострадание. Когда-то ты умоляла не карать того ублюдка, что почти тебя убил. Та девушка, которую я любил, никогда бы не сказала, что готова убить ради меня.
— Разве не этого ты хотел? — вдруг выкрикнула я. — Чтобы я дышала тобой.
— Ты дышишь только своим гневом, ревностью или что там у тебя еще? Мне все равно. Сегодня ты переступила черту, Эля.
— Мы оба ее переступили, — прошептала я.
— Да. И этого больше не повторится, — с этими словами он наклонился ко мне, больно взял за подбородок и проговорил, чеканя каждое слово, холодный, бездушный и злой. — Ты не будешь больше к ней приближаться, слышишь? Ты. Слышишь?
— Да.
Он отпустил меня и ударил взглядом, тем самым безразличием, которое было в начале, которое так боялась увидеть. Он ушел, а я сидела на полу, тряслась от боли и хотела умереть, просто умереть. Как? Как такое могло случиться? Как любовь может так ранить? Причинять такую немыслимую боль? Но это не любовь. Это безразличие и жестокость, которую я заслужила. Он прав, сегодня я перешла черту. Сегодня я пожелала смерти невиновному, сегодня я почти убила своими собственными руками, вот этими руками, и это не имеет ничего общего со мной, ничего общего с любовью. Это не я, не я. Это что-то жуткое и злое внутри меня.
Не помню, как дошла до комнаты, не помню как входила, в голове только стучали миллион раскаленных молоточков, до того сильных и болезненных, что казалось, голова вот-вот лопнет. Меня лихорадило, все внутри хлестало через край, ища и не находя выхода. Кажется, я отключилась, скорее тело, чем сознание.
И вдруг боль ушла, меня накрыл свет, такой яркий, ослепительный и теплый. Он ластился ко мне, как маленький, ласковый щенок, проникал внутрь, щекотал плечи, руки, лицо. Он, как объятия бабушки, был бесконечно нежным, в нем хотелось утонуть и раствориться. И я увидела сквозь него женщину или девушку скорее, очень похожую на меня. Она улыбалась, приближаясь ко мне, протягивала руки, и мне так хотелось к ней пойти, но позади появилась она — тьма. Заклубилась, как дым, заискрила, высекая огонь, заполнила все пространство, заставляя свет испуганно отступить. Она бушевала, грозила, впечатляла своей силой, но я знала, что тьма не причинит мне зла, наоборот, в ней была жизнь, бурлящий котел эмоций, страсть, энергия, жажда действия и никакого зла. Она тянулась ко мне так же, как и свет, предлагая себя, свою сущность. И в этой тьме также был человек, резкий, стремительный, сильный, нет, не человек, маг, Черный маг. Я обернулась к свету, к той девушке и поняла:
— Алена. Вы Алена, моя.
— Прародительница, будет точнее, — светло и по-доброму улыбнулась девушка, прямо как моя бабушка.
— Это сон?
— Нет, — улыбнулась она. — Просто пришло время.
— Выбирать?
— Выбирать, — подтвердила он.
— Добрый вечер, Альона, — поклонился маг, и тьма, как и свет, отступили. Мы остались втроем в каком-то странном, неощутимом пространстве, казалось даже, что мы просто парим в воздухе. Мы были нигде, ни тьмы, ни света, ни запахов, чувств, ощущений. Странное место, и чувства меня сейчас обуревали странные, и главным из них было предвкушение.
— Добрый вечер, Зар.
— Прекрасно выглядишь.
— Ты тоже возмужал.
Я удивилась. Ничего себе глюки у меня. Стою, смотрю, как мои славные предки любезностями обмениваются.
— Я где?
«Нигде и везде.
Между светом и тьмой.
Смотри не ошибись.
Ведь выбор за тобой» — проговорил Бальтазар.
— А? — я несказанно удивилась.
— Да ты стихоплет, — фыркнула Алена.
— Было время стишками заняться. Не хочешь еще послушать?
— Ох, нет. Избавь мои бедные уши.
— Вот так всегда, жестокая женщина губит мой пылкий порыв на корню.
