— А как называется ваша страна?
— Лей-на-Ярроун[2].
— Никогда не слышала о такой. Где именно она находится?
— Я плохо разбираюсь в географии, — сказала Мольвири, и это тоже была правда.
Когда их позвали на службу, Кейт отложила шитье.
— Пойдем! Там будет новый жрец, из самого Геша! Хочу посмотреть, как он служит.
Мольвири заколебалась, но все же последовала примеру Кейт, рассудив, что погружение в человеческую жизнь не будет полным, если совершенно исключить из нее религиозную составляющую; кроме того, у обитателей замка могли появиться вопросы, отчего она избегает религиозных церемоний. Девушки спустились вниз, надели специальные деревянные башмаки-ходули — во дворе из-за дождя все раскисло, и без ходуль можно было провалиться в грязь выше щиколотки — и таким образом пересекли двор. У часовни толпился народ, еще больше людей было внутри; Кейт потащила Мольвири за собой. Служба уже началась. Они не успели даже занять мест, намеченных Кейт, как Мольвири почувствовала дурноту. Это было намного хуже, чем раньше, утром и вечером. Окружающий мир поплыл, она ощутила озноб и жар, навалилось безразличие, а храм стал головой чудовища, в рот которому она зашла сама, добровольно, по собственной глупости, и теперь рот захлопнулся и начал переваривать ее. Мольвири обхватила плечи руками и, дрожа, пыталась справиться с дурнотой, но жрец продолжал службу, и ей становилось лишь хуже. Если бы ей не было так плохо, она бы поняла, что нужно бежать отсюда как можно скорее, но все произошло слишком быстро. Она потерялась в пространстве и перестала рационально оценивать происходящее, она не видела, куда можно было бы убежать, потому что весь мир, вся вселенная стали пастью проглотившего ее чудища. Когда ее затрясло, люди стали оглядываться.
— Что с тобой? — Ахнула Кейт.
Вместо ответа изо рта Мольвири вырвался мучительный стон. Она покачнулась и упала. Придворные ахнули и зашептались, кто-то склонился над ней.
Жрец закончил службу быстрее, чем собирался. Произнеся завершительную молитву, он подошел к группе людей, хлопотавших рядом с Мольвири. Там же был и Гален Сидалрид, пожилой замковый лекарь. Голову Мольвири приподняли, между зубами просунули нож, а Кейт кружевным платочком вытерла кровь — Мольвири прокусила себе губу. Жрец прищурился и, сложив ладони перед грудью, произнес короткую молитву Белой Богини. Мольвири опять затрясло; все отчетливо услышали лязг ее зубов по ножу.
— Это не эпилепсия, — уверенно произнес брат Неймон. — Она одержима.
— Бросьте, — отмахнулся один из рыцарей — безнадежно влюбленный, как и многие другие обитатели замка, в загадочную жену военного инструктора. — Вам бы только одержимых и еретиков выискивать. У моего дядюшки была падучая — все ровно также.
— Нет, не так же, — терпеливо сказал жрец. — В ней демон, мучающийся от благодати, источаемой Белой Богиней Мольвири и отраженно пребывающей в нас, ее ничтожных слугах, и во всяком, возносящим ей мольбу с чистым сердцем. Прочтите молитву и убедитесь сами.
Рыцарь стал возражать, тогда Неймон поднял руку, призывая его замолчать и сказал:
— Повторяйте за мной. Благая Княгиня, последняя из рожденных Солнем и первая из зачатых в его божественном лоне, наш свет и надежда, святая госпожа, источник нашей радости и силы, освети наш путь своим пречистым светом, омой наши сердца в его сиянии…
Жрец произносил молитву громко и уверенно, и люди, стоявшие вокруг, поначалу негромко и нескладно, стали ее повторять. На чьей стороне правда в споре жреца и рыцаря они увидели сразу: женщина в белом платье вновь забилась в судорогах и закричала:
— Нет!!! Прекратите!!! Не надо!..
В ее крике содержалась нечеловеческая сила: по храму как будто пролетел ветер, свечи погасли, пламя в светильниках затрепетало, часть священных статуэток опрокинулась. Люди чувствовали, что от женщины исходит одна сила, а в молитве содержится другая, и эта, вторая, оберегала их от силы одержимой. Они поняли вдруг, что восхищение, даже преклонение перед ней, любовь к ней, симпатия и иная душевная нежность, возникавшая при виде ее скромного и прекрасного образа — все это было, иллюзией, фальшивкой. Истинная сила Белой Богини, принесенная на остров гешским жрецом, открыла им глаза: с самого начала жена Эдрика использовала какие-то чары, чтобы влюбить в себя всех обитателей замка и лишить их здравого рассудка и рассудительности. Но на деле она была всего лишь красивой девушкой, в которую вселился демон обольщения, и не более того.
Это понимание овладело не всеми и не сразу, но число молящихся росло, и тогда они ощутили, что сила демона уступает, а сила Белой Богини, сила жреца и храма, соборная сила молящихся распространяется и побеждает. Рыцари Гэйбара уже не столько поддерживали, сколько держали женщину — впрочем, она уже почти затихла и не сопротивлялась. Ее взгляд сделался пустым и безразличным: та жизнь, которая в нем оставалась, была наполнена мукой, отчаянным сопротивлением наступающему бессилию — однако, жизни в ее взгляде оставалось все меньше и меньше. И вместе с этой, утекающей жизнью, что-то происходило с ее телом: люди, касавшиеся его, ощутили, что оно стало легче и проницаемее: там, где были одежда и плоть, теперь находился сгущенный свет, оказывавший сопротивление рукам, касавшимся его — но не так, как это делает плотный предмет, а так, как сопротивляться движению могли бы вода или сильный поток ветра. Жрец начал читать молитву об изгнании нечисти, но закончить ее не успел: на улице послышался визг рвущегося воздуха, и почти сразу башня содрогнулась от удара. Одна из стен словно взорвалась — на людей, стоявших рядом с ней, полетели обломки камней и куски штукатурки. То, что ворвалось в святилище, убило жреца быстрее, чем обитатели замка успели разглядеть его облик, и лишь затем, когда стальная молния, смявшая и отбросившая к алтарю тело служителя Белой Богини, развернулась и двинулась к одержимой — уже не столь быстро, меняя форму и принимая облик человека по ходу движения — они поняли наконец, кто столь грубо и бесцеремонно вмешался в происходящее. Один из рыцарей попытался задержать его, заступив дорогу и вытянув меч так, чтобы его кончик оказался приставленным к горлу военного инструктора — Эдрик, не замедляя шага, нырнул под меч, сломал рыцарю руку и отшвырнул его с дороги. В часовне началась паника — часть придворных бросилась к выходу, рыцари обнажили оружие и отступили, некоторые встали телами так, чтобы закрыть своими телами герцога. Но бессмертный не обращал на них никакого внимания, люди его не интересовали.
— Мольвири! — Позвал Эдрик, опускаясь на колено перед богиней.
