— Из тебя получится отличный ловчий корпруса, злобный, ловкий, стремительный. Давай-ка, выпей вот это…
Старец отмерил из пузатой бутылки с узким горлышком несколько капель на донышко кубка, залил водой. Жидкость помутнела, становясь похожей на молоко. Поддержал руку Аррайды, чтобы не пролила. Подождал, пока та, обжигаясь, выхлебает до капли полынную горечь.
— Вставай и иди со мной. Не расслабляйся. Я хочу показать, что тебя ждет.
Аррайду жгло и морозило, но она находила силы сперва лететь, а потом идти за предупредительным волшебником по бесконечным запутанным коридорам, освещенным мглой цвета мочи. Смотреть на уродов корпруса, которых Дивайт демонстрировал с любезной улыбкой на остроконечном лице, кому-то представляться и с кем-то говорить, и даже отвечать впопад.
На каком-то из поворотов она остановилась, упершись в стену, чувствуя, как под рукой крошится и уползает вниз податливый камень:
— Я…это остановлю.
— Что?! — Дивайт Фир, который что-то говорил, оживленно размахивая руками, осекся на полуслове. — Теман наврал… не сказал тебе. Мое лекарство убило всех, кто выпил его до тебя.
— Что?..
Редгардка облизнула пересохшие губы:
— Я все равно умру. Дай мне хотя бы попробовать.
Они вернулись в апартаменты Фира. Не спрашивая разрешения, опстилась девушка на первую подвернувшуюся скамью. Прикрыла глаза. Постукивая зубами о край кубка, выпила воду, протянутую волшебником. Совсем не сразу дошли до нее слова телваннийца:
— То, о чем мы говорили… Что тебе известно древнее пророчество. Это… действительно удивительно. На закате редко прислушиваются к тому, что у нас хоть в малой степени, но известно каждому. Вот например, — Фир присел рядом, перебирая пальцы Аррайды и рассматривая лунки ногтей, — кольцо «Луна-и-Звезда». Точнее, "Единый-народ-под-Луной-и-Звездами". Все телванни давным давно об этом знают и могут рассказать. Если ты их разговоришь, конечно. А кстати? — словно очнулся он, — почему ты хочешь излечиться? Подумай, не торопись.
Глаза редгардки полыхнули. Но она до хруста сжала зубы. Молча взвесила каждое слово.
"Я слишком молода, чтобы умирать"…
"У меня есть приказ"…
"Я… люблю Кая и хочу к нему вернуться", — защипало глаза.
"Друзьям будет больно меня терять"…
"Я хочу защитить этот мир… от Шестого Дома"…
Все это было правдой и неправдой одновременно… суть — где-то внутри… за цепочкой луж в известковой пещере… зеленой кровью Лландраса… солнечным бликом в морской глубине меча. Но если ты станешь ветром… "То, к чему он приложит руку, будет сделано. Что осталось несделанным, будет завершено…"
— Еще немного? — Дивайт отрицательно качнул головой, вынимая забытый кубок из ее руки. — Нет, достаточно. Как ты себя чувствуешь?
— Голова…
— Кружится?
— Не знаю. Нет.
— Встань и пройдись.
— Я должна ответить…
— Пройдись! — рявкнул маг.
— Не ори на меня!
Они посмотрели друг на друга, точно готовые сцепиться кагути. И вдруг Дивайт рассмеялся — молодо, как тысячелетним телваннийским колдунам смеяться не положено.
— Ты знаешь, что ты чудо, девчонка?
— Да, — кивнула Аррайда, — мне говорили.
Они дружно рассмеялись.
— А теперь встань и пройдись. Или сделай несколько упражнений с этим своим ужасным мечом. Только бутылки мне не разбей! — Фир вздернул остроконечную бородку, обводя взглядом полки, заставленные стеклом.
— Зачем?
— Боги! Ты всегда такая упрямая?
Аррайда встала. Ноги не подкашивались и голова не кружилась. И на душе было легко, словно не она вот совсем недавно готова была упасть грудью на меч и прощалась с жизнью. Наемница легко выплеснула клеймору из-за спины… описала клинком круг… сделала выпад. Дивайт Фир наблюдал за ней с пристальным удовольствием, как за редкостной диковиной двемер, неожиданно нашедшейся среди мусора. Подошел и велел раздеться. И было что-то странное в голосе волшебника, что заставило девушку повиноваться. То самое, что звучало в голосе… Нибани Месы.
— Не дергайся, у меня руки не холодные… Все.
Он потянулся, насколько позволила кираса.
— Что «все»?
— Ты здорова.
Дивайт поднес бронзовое зеркало, чтобы Аррайда могла увидеть в нем свое немного бледное, но чистое лицо.
— Можешь одеваться.
— И все?
— А чего ты хотела?
Она поняла двусмысленность. Заполыхали щеки. Тяжело дыша, наемница стала заталкивать себя в эбонитовый кокон доспеха. Раня пальцы и ломая ногти на ремешках. Дивайт, легко усмехаясь, пришел на помощь. Отмел негодующее фырканье.
— Знаешь, что я понял за свою долгую жизнь? Чудеса совершаются обыденно, девочка. Не под звуки труб, бряцание доспехов или магические вспышки, озаряющие небо. Впрочем… это предстоит узнать тебе самой.
Фир приподнял лицо Аррайды за подбородок, вглядываясь в точеные черты:
— Болезнь не ушла, вернее, ушла не совсем… — торопливо продолжил, придержав за дрогнувшее плечо, — не бойся! Ты не будешь толстеть и сходить с ума. И никого не заразишь. А преимущества останутся. Выносливость… сила… и, возможно, бессмертие.
Широко улыбнулся:
— Только, пожалуйста! Не смущай алтари, прося у них исцеления от мора…
Аррайда бросилась ему на шею:
— Спасибо, дедушка!
Теперь уже Дивайт наконец-то, наконец-то выглядел ошеломленным:
— Как ты меня назвала?..
Рассмеялся:
— Ну тише, тише. Синяков себе наставишь — и опять лечи?..
Девушка зажмурилась, улыбаясь:
— Ну, с этим я справлюсь как-нибудь.
Волшебник поймал ее запястье, задержал в сухой руке:
— Ты возбуждена и устала. Останься.
— Не могу. Меня ждут.
— Разве тебя не похоронили загодя, едва ты заболела?
Аррайда взглянула на тысячелетнего телваннийского волшебника с жалостью. И покачала головой:
— Меня ждут. Я уверена.
Прощание.
В доме было тщательно прибрано, и это сразу бросалось в глаза. Бурная радость от встречи с друзьями, владевшая Аррайдой еще минуту назад, у Тьермэйлина, схлынула, как приливная волна.
С удивлением смотрела она на углы с выметенной паутиной, на скользкую зелень дочиста отмытых окон…
На строгий ряд утвари на полке. Ровную, без морщинки, заправленную кровать…
Стопку книг на расчищенном от бумаг столе… И одетого по-дорожному Кая.
— Вот и ты. Я боялся, что не успеешь.
— Я выздоровела.
— Это хорошо. Садись и слушай, — он побарабанил пальцами по столу. — Меня отзывают в столицу.
Аррайда осела на кровать, точно ее ударили под колени. Нижняя губа дрожала, а глаза наливались слезами. Больше всего хотелось ткнуться лицом в подушку и реветь — чтобы Кай не видел ее лица. Наемница скрипнула зубами.
