Она посмотрела на него, и, когда их глаза встретились, у него перехватило дыхание. Он подумал, как сильно по ней скучал. Как сильно ему хотелось обнять ее. Чтобы она обняла его. Он всегда думал, не желая признаваться себе в этом, что, может, она не очень-то и красивая. Что кто-то красивее споткнется и упадет в его объятия. Теперь он поверить не мог, что думал так когда-то.
Боги, каким же он был дураком.
— Голова короля Друина меньше, чем у его отца. – Рин подняла щипцами уменьшенный королевский обруч, потом положила обратно и принялась снова стучать по нему.
— Я думал, тебя интересует только сталь? – Он пытался начать тему ковки так же беспечно, как раньше, но теперь каждый шаг был сложным вызовом. – Мечи для королей и кольчуги для королев.
— У меня такое чувство, что после всего, что натворило это эльфийское оружие, мечи и кольчуги уже не будут популярными как раньше. Приходится меняться. Делать лучшее из того, что предлагает жизнь. Встречать неудачи с улыбкой. – Рин фыркнула. – Так сказал бы Бренд.
Колл вздрогнул от этого имени. От мысли, что подвел Бренда, который относился к нему как к брату.
— Зачем ты сюда пришел, Колл?
Он сглотнул. Ему всегда говорили, что у него дар к словам. Но правда заключалась в том, что у него был дар к словам, которые ничего не значили. И никакого дара говорить то, что он на самом деле чувствовал. Он сунул руку в карман и ощутил холодную тяжесть золотого эльфийского браслета, который взял в Строкоме. Предложение мира, если бы она его приняла.
— Наверное, я думал... может... – Он прокашлялся, во рту пересохло, он виновато взглянул на нее. – Я сделал неверный выбор? – Он хотел, чтобы это прозвучало как решительное признание вины. Искреннее раскаяние. Получился лишь оправдывающийся тихий писк.
Судя по виду Рин, он ее ничуть не впечатлил.
— Ты сказал Отцу Ярви, что сделал неправильный выбор?
Он поморщился, глядя себе под ноги, но у его башмаков не было ответов. С башмаками всегда так.
— Еще нет... – Ему не хватило бы духу сказать, что он еще это сделает, если бы она спросила.
Она не спросила.
— Меньше всего я хочу расстраивать тебя, Колл. – Он сморщился еще сильнее. Так всегда говорят, когда больше всего хотят тебя расстроить. – Но, думаю, какой бы выбор ты ни сделал, вскоре ты начнешь думать, что он был неверным.
Хотелось бы ему сказать, что это не так. Хотелось сказать, что он так зажат между тем, чего хочет Отец Ярви, тем, чего хочет Рин, тем, чего хотел бы Бренд, и тем, чего хотела бы его мать, что уже не понимал, чего хочет сам.
Но ему удалось только прохрипеть:
— Ага. И я не горжусь собой.
— Как и я. – Она бросила молоток, встретилась с ним глазами, и он не увидел в них злости. Печаль. Может, даже вину. Он начал надеяться, что, возможно, она его простила, когда она сказала:
— Я переспала с другим.
Потребовалось время, чтобы понять ее слова, а потом захотелось, чтобы он и не понимал. Он до боли сжал в кулаке эльфийский браслет в кармане.
— Ты... с кем?
— Какая разница? Дело было не в нем.
Он стоял и смотрел на нее, неожиданно взбешенный. Он чувствовал себя в западне. Обиженным. Он знал, что не имеет права на такие чувства, но от этого становилось только хуже.
— Думаешь, я хочу это слышать?
Она удивленно моргнула, на ее лице застыла смесь вины и злости.
— Надеюсь, тебе было больно это слышать.
— Тогда почему ты это сделала?
Злость победила.
— Да потому, что ты был нужен мне, самовлюбленный хер! – рявкнула она. – Не все вертится вокруг тебя и твоих больших талантов, твоего великого выбора и твоего проклятого великого будущего. – Она ткнула себя пальцем в грудь. – Мне было что-то нужно от тебя, а ты выбрал не быть здесь! – Она повернулась к нему спиной. – Никто и не пикнет, если ты снова решишь не быть здесь.
Стук ее молотка преследовал его, пока он поднимался по ступенькам.
Назад во двор Оплота Байла, к войне и дыму мертвецов.
От работы спина Рэйта болела, грудь ныла, давно сломанную руку и недавно обожженную жгло – каждую по-своему. Он уже вырыл грязи на десять могил и не нашел ни следа Ракки, но все еще продолжал копать.
Рэйт всегда беспокоился о том, что брат будет без него делать. Никогда не думал о том, что сам будет делать без брата. В конце концов, может, на самом деле он никогда не был самым сильным из них.
Лопата вверх, лопата вниз, спокойный удар, удар лезвия по грунту, и все больше кучи земли по обеим сторонам. Это избавляло его от необходимости думать.
— Ищешь сокровища?
На краю ямы высилась фигура, позади которой светила Мать Солнце. Руки на бедрах, на небритой стороне головы блестело золото и серебро. Последний человек из тех, с кем он надеялся здесь встретиться. Но с надеждами всегда так.
— Откапываю тело брата.
— Какой в нем теперь прок?
— Оно кое-что для меня значит. – Он бросил землю так, что она попала на ее сапоги, но Колючка Бату была не из тех, кого могла отпугнуть горсть грязи.
— Ты его никогда не найдешь. А если и найдешь, что тогда?
— Сложу достойный погребальный костер, достойно сожгу его и достойно похороню.
— Королева Скара думала о том, чтобы достойно похоронить Светлого Иллинга. Она все твердила о том, что надо быть великодушным к своим врагам.
— И?
— Я согнула пополам его меч и закопала. А труп разрубила и бросила воронам. Думаю, это куда великодушнее, чем он заслуживает.
Рэйт сглотнул.
— Я стараюсь не думать о том, кто чего заслуживает.
— Мертвым уже не помочь, парень. – Колючка зажала пальцем одну ноздрю и через другую высморкалась на раскопки Рэйта. – Все, что можно сделать, – это взять плату с живых. Утром я направляюсь в Скекенхаус. Взять плату с Верховного Короля за своего мужа.
— Какой платы хватит за это?
— Начну с его головы! – прорычала она, скривив губы и брызгая слюной.
Если честно, ее ярость немного пугала. Если честно, довольно сильно возбуждала.
Напоминала ему его собственную ярость. Напоминала простые времена, когда он знал, кем был. Когда знал, кто его враги, и хотел лишь поубивать их.
— Подумала, что, может, захочешь присоединиться, – сказала Колючка.
— Не думал, что особо тебе нравлюсь.
— Я считаю тебя мелким злобным ублюдком. – Она ткнула носком сапога в камень, и тот скатился в яму. – Мне как раз такие и нужны.
Рэйт облизал губы. Старый огонь загорелся в нем, словно Колючка была кремнем, а он трутом.
Она была права. Ракки мертв, и сколько ни копай, ему не поможешь.
