— Кылына, — Демон глядел не на Машу, а на Чуб (мигом засиявшую от такого внимания), — единокровная внучка Наследницы Ольги.
— Может, формулу знали обе сестры? — предположила студентка. — Ольга и Персефона. А Кылына получила расчеты в наследство. Тогда все сходится! Все! Гениально!!!
Ковалева бросилась к Кате, поникшей. Стала перед ней на колени:
— Катюша, милая, у меня есть предложение. Не очень веселое, но очень-очень логичное! Я понимаю, ты не готова ничего отменять. Ты готова умереть… Но, может, умирать еще рано? Знаешь, киевский философ Николай Бердяев сказал: люди кончают с собой из-за того, что принимают мгновение боли за вечность. Из-за того, что думают: так плохо, как сейчас, будет всегда! Но ты не обязана решать ничего сейчас, и, возможно, завтра мы еще что-то придумаем! А пока давай сходим в Прошлое, посмотрим, как там и что… Ведь там, в Прошлом, времени нет! Здешнее время останавливается! Сейчас час ночи. Мы сядем в машину, поедем на квартиру Кылыны в 11-й год. А когда что-то надумаем, вернемся сюда — ровно в час тридцать!
— Ковалева! — воскликнула Вася. — Простите меня, Ясная Киевица… Это лучшее решение, какое можно принять! Остановить время и не решать ничего.
— Я согласен с Марией Владимировной. — Демон наконец посмотрел на Машу.
Впервые за весь разговор.
Он смотрел непонятно.
Непроницаемый камень его глаз стал вдруг прозрачным, и в этой прозрачности Маша разглядела множество призраков: недоверье, сомнение, презренье и уваженье, страх и надежду.
— Почему ты смотришь на меня так? — не выдержала непонимания она.
— Как? — спросил он.
— Как будто видишь меня в первый раз.
* * *
— Как странно… Там ночь, а тут день. Там лето, а тут весна.
Вот уже час Катя стояла у окна, глядя вниз — на перворазрядную улицу[20].
Улица, которую Дображанская знала под именем Ленина, затем под именем Богдана Хмельницкого, была мало похожа на Катины знания. Малым сим был особняк напротив и еще один (второй «малый» был обширным, поместившим в Катином времени зоологический музей).
Но все остальное…
— Словно голливудское кино смотрю, — сказала она. — Нереально. А какой сейчас год?
— Неизвестно, — ответила Маша. — Это конспиративная квартира Кылыны. Она снимала ее в Прошлом. Но жила здесь не постоянно. И дом впустил нас в тот час, когда Кылыны здесь не было.
Ковалева изучала нутро небольшого и низкорослого книжного шкапчика, стоящего, как на цыпочках, на изогнутых ножках.
Содержимое его заинтересовало студентку столь сильно, что, отвечая на Катин вопрос, она не сыскала секунды, чтоб обернуться.
— А попасть в Прошлое можем лишь мы? — Задавая вопрос, Катя тоже не могла обернуться — не могла оторвать взгляд от окна: от разряженных дам, экипажей, телег, городовых, гимназистов.
— Нет, любая ведьма, если у нее есть ключ, пароль и достаточно силы, чтобы его применить. Я ж говорила.
— А люди не могут?
— Сами не могут. Только если мы возьмем их с собой. А это уже нарушение второго запрета.
— Ты ж своего сатаниста таскала с собой! — поддела подругу Чуб.
— Мир — не сатанист. — Ковалева хмурилась над красною книжкой. — И он не слепой, он — привидение.
— Ты ж этого не знала!
— Ну и что? — отказалась от упрека студентка. — По закону Киевица вправе избрать себе одного конфидента из числа слепых.
— Так он уже твой конфидент?
Студентка не ответила — книга, которую она держала в руках, вынуждала ее хмуриться все сильней и сильней.
— А представляете, — упершись в подоконник ладонями, Катерина приблизила лоб к стеклу, — сколько денег можно заработать на таком туристическом бизнесе? Путешествие в Прошлое!
— Не выйдет у тебя ни фига, — высказала свое мнение Чуб. — Люди не поверят. Или с ума посходят. Или решат, что ты им что-то вколола и это наркоманские глюки.
— За наркоманские глюки платят еще дороже, — рассудила Дображанская. — Если продавать Прошлое как действие наркотика, и волки будут сыты, и овцы целы. Запрет не нарушен, а заработок…
Катя не строила планов.
Просто разглагольствовала в свое удовольствие, убаюканная совершеннейшею нереальностью мира, в котором она оказалась.
Мучительная проблема выбора: разорение или война? — была отложена на сто лет вперед. И волноваться о том, что будет через сто долгих лет, Катин мозг не видел ни малейшего смысла. Мозг, обманутый наркотическим действием ирреального мира, вдруг потерял все ориентиры, зацепки, причины для треволнений.
И Катя всей душой ощутила умиротворяющее действие остановленного времени — существованья в Нигде.
Остановить время, всегда работающее против нее, время, которого всегда не хватало в ее душной от неотложных дел жизни, — об этом Катерина мечтала всегда.
Но никогда не думала, что это возможно.
— Знаешь, Маша, ты совершенно права, — сказала она, — прийти сюда было лучшим решением.
Страшное крушение, страшные предостережения Демона, страх разом потерять все, равнозначный страху потери себя и жажде смерти, были далеко-далеко…
А совсем рядом поселилась уверенность:
Достаточно ей успокоиться и немного пораскинуть мозгами, она непременно отыщет решение. Оно просто затерялось в свалке событий, загадок, угроз. Завалилось где-то между Ахматовой и Гумилевым, Лирой и революцией, трамваем, прапрабабушкой, Байковым кладбищем, конспектом Кылыны, смертью трех супермаркетов, самоубийством и допущеньем Маши: они не родятся никогда.
— Но там время точно стоит? — в пятый раз уточнила она.
— Точно, совершенно точно. Я ж не первый раз сюда прихожу. Твоя машина стоит под подъездом в XXI веке, отсюда до Яр Вала семь минут — ты сама засекла. В любую минуту мы вернемся назад, даже раньше, чем в час тридцать ночи.
— В любую минуту?
— Хоть завтра, хоть послезавтра. Время будет нас ждать.
— Как здорово, — зачарованно произнесла Катя.
— Что здорового в том, чтоб тут два дня куковать? — заныла Чуб.
Даша лежала на огромном диване в стиле модерн в раме двух тумб и бесчисленных зеркальных полочек сверху, зевала, щурила глаза, угодившие из ночи в солнечный день, и мучительно скучала. Внизу, у дивана, легла верная Землепотрясной метла, прихваченная «на всякий случай» с собой, но метелка не спасала хозяйку от зеленой тоски.
Чуб уже бывала в Прошлом (правда, не снаружи, лишь внутри двух квартир). Но быстро переварив это чудо, столь же быстро охладела к нему… в отличие от Яна, поговорить с которым ей не удалось!
Время должно было остановиться для всех Киевиц, и, не спрашивая, Дашу затолкали в машину, привезли в дом, похожий на манерный музей, забитый жардиньерками с пальмами, самоварами и асимметричной «модерновской» мебелью…
