Даша лежала на огромном диване в стиле модерн в раме двух тумб и бесчисленных зеркальных полочек сверху, зевала, щурила глаза, угодившие из ночи в солнечный день, и мучительно скучала. Внизу, у дивана, легла верная Землепотрясной метла, прихваченная «на всякий случай» с собой, но метелка не спасала хозяйку от зеленой тоски.
Чуб уже бывала в Прошлом (правда, не снаружи, лишь внутри двух квартир). Но быстро переварив это чудо, столь же быстро охладела к нему… в отличие от Яна, поговорить с которым ей не удалось!
Время должно было остановиться для всех Киевиц, и, не спрашивая, Дашу затолкали в машину, привезли в дом, похожий на манерный музей, забитый жардиньерками с пальмами, самоварами и асимметричной «модерновской» мебелью…
И все из-за Кати!
Потерявшей свои магазины и грозившей покончить с собой. (Хотя когда Даша потеряла свой голос и грозила покончить с собой, на нее только фыркали!)
Потому Землепотрясная дулась и заедалась.
А в промежутке, от нечего делать, листала учебник «История Киевиц», коий, провожая в бегство от неразрешимых проблем, сунула Трем Василиса. Вася все еще надеялась, улучив подходящий момент, подготовить их к экзамену по тайной истории Города, который им все равно придется держать на Суде — сейчас или год спустя, Премудрую не волновало. Как истинная преподавательница, Вася считала: образование превыше всего. И волновалась по этому поводу.
Но никакого особого интереса пропечатанные мелким шрифтом статьи о житие-бытие предшествующих хранительниц Города у Даши не вызывали — в основном она просматривала картинки. Пока на одной из них перед ней не предстал образ рыжего — точнее, графически-черного Яна.
Перевернувшись на живот, Даша умостила книжного Яна перед собой, водрузила подбородок на ладонь и начала наслаждаться.
— Слышите, — сказала она, пронаслаждавшись с минуту, — это, наверное, то, о чем говорил Кате черт…
За десять тысяч лет пророчество Киевицы Марины «Когда в Город третий раз придут Трое, они примирят два непримиримых числа» вызвало не меньше десяти тысяч трактовок.
Но, в 13 веке, когда Киев был разрушен, Киевская Русь распалась на Малую и Великую Русь, а слепые, основав инквизицию, начали уничтожать ведьм, веды сошлись во мнении: речь идет о непримиримости единицы и тройки, символизирующих триединого небесного Бога и Землю, сотворенную в первый день…
— То есть, — приподняла голову Маша. — 13 — все же плохое число?
— Ну… — поскольку ответа на этот вопрос Даша не знала, она просто прочла следующее предложенье:
Не неся разрушений само по себе, число, именуемое слепыми «чертовой дюжиной», всегда знаменует борьбу между Землею и Небом.
Таким образом, пророчество Марины можно трактовать как: «Когда в Город третий раз придут Трое, они примирят Небо с Землей».
— Дребедень, — добавила Чуб от себя. — Теперь нам еще нужно Землю с Небом мирить. Как они это представляют во-още? Небо ж не опустишь на землю.
Повинуясь внезапному импульсу, Маша открыла заставлявшую ее хмуриться книгу и отсчитала 13-ю строчку сверху:
…и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс.
— но как пророчество Великой Марины, так и пророчество красной книги — остались для нее непонятыми.
А внутри зацарапалась неприятная мысль:
«Непонятного еще слишком много».
«Например, почему Кылына написала в конспекте „БМ очень тревожно?“»
— А как называется сейчас эта улица? — Катя забралась на подоконник с ногами.
— Фундуклеевская, — сказала студентка.
«Почему подслушивала на Фундуклеевской разговор Миши с невестой?»
— И по ней царь ехал в оперный театр?
— Да.
«Для чего Персефоне понадобилась революция? Чтоб снести полсотни церквей? Чтоб Киев перестал быть Столицей Веры? Чтоб Земля победила Небо?
Но того же хотела Кылына.
Почему тогда Кылына хотела отменить революцию?»
— И на ней стояла коляска с Ахматовой?
— Да…
«Почему — по случайности ли? — дом, где жила в Киеве Анна Ахматова, как и дом, где жила в Москве Маргарита, как и дом больницы, где умер Столыпин, как каждая вещь в квартире Кылыны, — были в стиле Модерн?
И почему, наконец, строка про Венеру и Марс в красной книге, найденной на конспиративной квартире Кылыны, была подчеркнута рукою Кылыны несколько раз?»
— И по ней ходил Булгаков?
— Ходил.
— Царь… Булгаков… — вздохнула Катя. — Нереально.
— Что тут нереального? — немедля придралась Даша Чуб. — Мы по этой улице каждый день ходим. Почему в нашем времени тебе не казалось нереальным, что по ней ехал царь?
— Потому что в нашем времени я об этом не думала, — просто ответила Катя. — Маш, а где стояла я?
Этот архиважный вопрос оторвал Машу от книжного шкафа.
— Сейчас я тебе покажу. — Отложив книгу и хмурость, разведчица натянуто улыбнулась и направилась к Кате. — Вон. — Перегнувшись через заполонившую подоконник товарку, Ковалева закрутила указательным пальцем. — У того фонарного столба стояла коляска. А ты — неподалеку от той витрины. Ты была в такой огромной шляпе, красивой. А хочешь знать, откуда я знала, что ты не покончишь с собой?
— Интересно! — многозначительно вскинула брови Землепотрясная Даша. — Она блефовала?
— Катя, я очень, очень за тебя переживала, поверь! — заверила Катю разведчица. — Но я знала: ты не покончишь. Потому, что видела тебя в Прошлом. А значит, то, что я видела, еще должно произойти. А раз должно, ты не умрешь, пока оно не произойдет.
— Но как я могла там очутиться? — Дображанская недоверчиво всматривалась в далекий магазин «Мадам Анжу», на противоположной стороне Фундуклеевской.
Ковалева ждала этих слов.
Катя произносила их не раз. И Маша тоже не раз уворачивалась от ответа.
Она готовилась к нему.
И надеялась: Катя к нему готова.
— Я знаю, — сказала она, — вы не хотите отменять революцию. Но я знаю, вы согласитесь!
— Черта с два! — безнаказанно чертыхнулась Чуб. — Отменять Украину я позволю через мой труп!
— Я видела «Вертум»! — Маша глядела на Катю. — Я видела тебя. Помнишь, я объясняла: приходя в Прошлое, мы меняем его самим своим присутствием там? Но из этого правила есть исключение.
— А именно? — Сунув книжку с Яном под мышку, Чуб скатилась с дивана.
Центр событий переместился к окну, а Даша не любила чувствовать себя где-то с краю.
— Я не говорила. — Ковалева виновато скосила глаза. — Демон считает, что быть Киевицей Город выбрал меня. Только меня.
