— Ну? — протянул Хлыст. — Долго мы ещё эту тушу будем за собой таскать?
Химера молчал. Он не любил вопросы, на которые не мог ответить.
— Следи за языком, — шипела Ним. — Он — мой брат, а не кабан какой-то!
— Верно, не кабан, — согласился Полоз. — У кабанов понятия есть, а он нас предал.
— Справедливости ради, он и Лисом-то никогда не был, — устало заметил Бертольд. — Что ему до ваших правил?
— Вот именно! — вторила его дочь. — Какое же это предательство, если он семью выбрал поверх чужих людей?
— И мы уже не Лисы, — проговорила Сойка. — Лисы умерли уже с луну как. Мы — нечто куда большее.
— Смотрите, кто разговорился! — с каждым словом Нималия распалялась всё сильнее. — Не ты ли Химеру в Баланоше убить пыталась? Как-то быстро он тебя простил, да и остальные, я смотрю — тоже! Что, Химера, за красивые глаза и простить можно? Или, как там Калач сказал, выдающиеся титьки?
— А что? — изумился Граус. — Были бы у твоего брата такие же, может, и договорились бы.
— Фу! — кажется, Ним в него плюнула. — Мерзость какая. Я никуда с вами не поеду! Арбо, пап, никуда не едем!
— Поедут все, — возразила Сойка.
— Тебя спросить забыла.
— Раз все, то это и к Вийму относится? — с надеждой проговорил Бертольд.
Спор перестал в перепалку, а там и до драки было недалеко. Химера решил не ждать, пока кто-то из рыжеволосого семейства пробудит Лисью натуру. Смотреть на полоску озера в конце узкого переулка и вдыхать его свежесть было приятно, но время стало для беглецов роскошью.
— Да, это относится ко всем, — сказал-таки Варион.
— Химера, — Инелай оскалился. — Я думал, ты понимаешь…
— Я понимаю, Хлыст, — уверил Варион. — Я понимаю, что нам не стоит убивать людей прямо здесь, в незнакомом нам Сегденне. И что нельзя никого оставлять позади, пока нам в затылок дышит Каддар Бреккский. Так что и выход только один.
— Так-то оно верно, — промолвил Калач. — Убить-то всегда можно, но лучше сначала удрать подальше на юг. Тем более, что следопыт не один. От нас и Альхиору что-то понадобилось.
— Что ты сказал?
Химера чувствовал, как лицо задрожало само по себе. Щёки и глаза дёргались невпопад, а пальцы сжимались, будто от холода. Лисы всегда держались принципа, что единственным доказательством смерти могло стать лишь бездыханное тело жертвы. Только увидев его, убийца мог считать заказ выполненным.
— Да расслабься, — Граус же будто бахвалился с широкой улыбкой. — Я сам видел, как в него две стрелы всадили и увезли, как труп. Получил своё за ваших ребят, так я ещё и в рожу ему плюнул. Давно хотел…
Химера перестал вникать в его слова. Всё равно их почти не было слышно за гулом, что зарождался где-то в голове. За недолгое знакомство с Альхиором Лис видел, как врождённый маг получал кинжал в спину и даже пробивал каменную стену под натиском тёмного чудовища. Что ему две стрелы, если даже это его не остановило?
Глава 25. Приют никогда не был нам домом
Корабль пробудил в Ладаиме давно забытые чувства. Страх. Отчаяние. Желание закрыть глаза и очутиться подальше от тесного трюма. Так он ощущал себя в последний раз, когда был на борту хилой галеры в Жемчужном море. Ещё до того, как незримый Настоятель нарёк тивалийца Крысоловом.
Каждый шлепок паруса о мачту, каждый скрип каната возвращали его к тому дню. Четырежды в луну Ладаим ходил на раздачу молока к верблюжатнику Шалидема на окраине Идалла. Всякий раз он возвращался кратчайшим путём с дюжиной таких же ребят с коромыслами и вёдрами. И лишь в тот злополучный день девчонка по имени Итар уговорила его и ещё четверых мальчишек вернуться по берегу моря.
Посреди безлюдной песчаной косы они и наткнулись на белолицую ватагу из Нодемара. Ладаиму тогда было одиннадцать, а самому старшему из них — тринадцать. Конечно, никто детей не смог дать отпор бывалым похитителям. Их быстро скрутили и повязали на лицо тряпки, смоченные чем-то сладковатым. Ладаим очнулся без сил в тесной клетке, которую как раз затаскивали на борт галеры.
С тех пор его нога не ступала на борт даже крошечной рыбацкой лодки. Пока Калач и Хлыст договаривались с сиплым капитаном парусника в порту Сегденна, Крысолов надеялся, что страхи остались в том прошлом, в котором наивный и улыбчивый Ладаим ещё был жив. Он вдруг подумал, что многое бы отдал за возможность оказаться на том же берегу с теми же похитителями, будучи при этом нынешним собой. Бывалым двадцатипятилетним Лисом с не одним десятком загубленных душ за спиной.
Но этим вечером, пока парусник боролся с волнами озера Миларад, Ладаим вновь чувствовал себя так же, как на той галере четырнадцать лет назад. Только в этот раз похитителя он знал слишком хорошо.
А ещё с ним была Ним. Каждое слово, услышанное от неё, наполняло Крысолова силой. Каждая улыбка напоминала, за что он борется с тех пор, как в полудрёме выбрался из герцогской тюрьмы. Он так и не мог вспомнить подробности своего побега и с трудом верил, что в таком забытьи смог пройти половину замка и нагнать остальных. Но ведь смог и теперь не отдаст вновь обретённую жизнь за бесценок.
Ладаим укрылся в тесном ящике, по ошибке названным каютой. До самого потолка всё было обшито скрипучим деревом, а постелями служили рваные подстилки на полу. Не лучшие условия, хотя плату капитан взял серьёзную. С другой стороны, Лисы оказались не в той позиции, чтобы торговаться. В Басселе они наследили так, что следопыт Каддар по-прежнему отказывался бросить след.
В этот вечер Крысолову не с кем было разделить свою грусть. Другие Лисы упорно делали вид, что не происходит ничего страшного. Едва погрузившись на старый парусник, они откупорили последние запасы выпивки и пытались наслаждаться путешествием. Кроме, разве что, Хлыста. Инелай остался скорбным тюремщиком Вийма, а заодно и остальных мужчин в этой семье.
Об обществе Нималии Ладаим тоже мог разве что грезить. Девушка едва отошла от смерти Басса, когда Химера устроил ей кошмарное представление у дороги. Она успела не раз перейти от слёз к ярости и обратно за этот день. Крысолов пытался поговорить с подругой, ставшей для него чем-то большим, но Ним попросила не трогать её какое-то время.
Такими темпами «какое-то время» не закончится никогда.
Ладаим не хотел ни есть, ни пить. Он просто желал, чтобы беготня закончилась вместе с предательствами и угрозами. Он хотел встретить старых друзей, вместо которых весь путь с ним проделали какие-то чудовища в знакомых масках. Крысолов жаждал покоя.
Но тут вернулись его соседи по каюте. Запах перегара вошёл даже раньше, чем Ладаим увидел самих Полоза и Котелка. Бывшие караульные о чём-то весело судачили, то и дело прерываясь на очередной приступ смеха, а тивалиец лишь устало поглядывал на них.
— Ну ты чего, Крысолов? — не выдержал Полоз. — Укачало, что ли? Вышел бы, подышал.
— Сегодня такой закат… — мечтательно протянул Котелок.
Ладаим хмыкнул. Вырос он на берегу целого моря, так что закатов насмотрелся и за первые одиннадцать лет жизни. Чем его удивит какое-то озеро?
— Серьёзно, мужик, — посерьёзнел Полоз. — Ты чего грустишь, как плесень? Хочешь, картишки раскинем или кости?
— Не хочу, — буркнул Крысолов.
— Оказывается, Калач столько забавных историй знает, — сказал Котелок. — Загляни к ним в каюту — может, хоть он тебя развеселит. Серьёзно, Дайбур, я чуть штаны не намочил от смеха. Как думаешь, правда из задницы пузыри могут идти, если мыла наесться?
— Да Чёрт его знает, — озадачился Полоз. — Я мыло только раз в глаза видел и жрать не пробовал.
С каждым их словом голова Крысолова болела сильнее. Он не выдержал и покинул жёсткое ложе. В низком коридоре слышался приглушённый смех Лис. Чуть дальше ворчали матросы, которым посиделки щедрых пассажиров не давали уснуть.
Ладаим остановился у крутой лестницы без перил, которая вела на палубу. Он не хотел подниматься наверх, но лишь там, в вечернем сумраке, был шанс обрести столь желанный покой.
