От обещанного Котелком заката осталась только бордовая полоса с правого борта. Слева же набегали мрачные очертания туч. Ветер раздувал волны и заставлял судно подпрыгивать на их пенистых гребнях. Наверху качка чувствовалась куда сильнее, и живот Ладаима крутило в такт бурлящей воде.
Посреди палубы, в свете единственного фонаря, суетились матросы. Они обменивались выкриками, то и дело перекручивая канаты в попытке повернуть парус под ветер. Сверху, с мостика, их подгоняли ленивые реплики капитана, едва различимые сквозь гул бескрайнего озера.
Крысолов решил не мешать команде, и побрёл подальше. Тошнота расползалась по животу, так что тивалиец поспешил к тёмному левому борту и облокотился на широкую деревянную планку, идущую от самого носа к корме. Он прикрыл глаза и попытался унять бурлящее нутро глубокими вдохами. Едва открыв их вновь, Ладаим понял, что и здесь ему не найти одиночество. Причина многих его переживаний застыла в сажени от тивалийца.
Химера широко расставил руки и опёрся о борт судна. Ветер дул ему прямо в лицо, отчего длинные волосы развевались за головой, как знамя. Вечерний сумрак мешал разглядеть лицо товарища, но фигура его пришла в движение, лишь когда Ладаим заговорил.
— О чём задумался, Химера?
— О том, как здесь широко, — Варион покосился на Крысолова. — Видишь, сколько воды? Если я выпаду прямо сейчас, никто даже не заметит.
— На этом корабле есть те, кто не будет возражать, — сказал Ладаим и тут же прикрыл рот ладонью. — Извини.
— Я и не жду, что они меня поймут, — Химера медленно вдохнул и тут же выпустил воздух изо рта вместе с паром. — Я хотел защитить нас, только и всего. Хотел как лучше.
Ладаим кивнул. В Приюте всегда было своё понимание «лучшего». Как бы Химеру это ни расстраивало, в нём пробуждалось всё больше исконных Лисьих качеств.
— А другого способа не нашёл? — произнёс Крысолов. — Мог просто поговорить с Виймом наедине. Выяснил бы правду, не мучая Бертольда.
— О прошлом очень легко рассуждать, — Варион понурил голову. — Я понимаю, что унизил их.
— Не унизил, Химера. Ты их до смерти напугал и пугаешь до сих пор. Ним, Бертольд, Арбо, даже Вийм. Они не понимают, что происходит. Хотят уйти, но боятся, что тут же получат кинжал в спину.
— Ты же знаешь, что я бы не смог убить никого из них.
— И всё же, они боятся.
— А что насчёт тебя, Крысолов?
Химера выпрямился и вмиг оказался совсем рядом.
— Тебя я тоже подозревал, — продолжил он. — Почему ты говоришь только о Ним и её семье?
— В отличие от меня, они такого отношения не заслужили, — Ладаим думал, что увидит изумление на лице друга, но Варион лишь причмокнул и кивнул. — На тракте ты говорил, что я тебя уже предавал. Ты же не Броспего имел в виду, да? Не тот день, когда я привёл его в Яблони?
— Я успел встретиться с Верными до того, как Приют пал, — сказал Химера. — Ты из-за них так себя вёл, как будто хотел сдохнуть?
— Тогда я думал, что всё делаю правильно, — островерхий ком распирал глотку Крысолова изнутри. — А потом ты пришёл за мной в Приют, хотя знал, что гвардейцы вот-вот заявятся, уговаривал уйти с тобой. Я думал, что не заслужил такого.
— И всё же ушёл.
— Потому что вспомнил про Ним. Я хотел предупредить её семью, чтобы все бежали из «Морды». Когда я её вытащил, решил, что с меня хватит. Пусть лучше она живёт, а мне самое место в Бездне, — Ладаим и не заметил, как слезы покатились по лицу. — А потом ты опять за мной пришёл! Но ты ведь уже знал, что это я тебя Верным сдал?
— Догадывался.
— И чего тогда? Ты же мог при всех растрезвонить это на дороге, пока пытал нас! Только не говори, что простил меня.
— Крысолов, тогда мне было не до твоих предательств. Теперь уже поздно об этом говорить. У тебя был шанс предать меня ещё раз и договориться с Каддаром Бреккским, но ты этого не сделал.
— Это другое. Тогда, с Верными, я почему-то не сомневался, что ты с ними справишься. Знаю, звучит как оправдание…
— Да помолчи ты, — Химера вдруг отвернулся. — Какая разница, простил я тебя или нет? Какой толк в прощении от того, кто похерил Лисий Приют и отправил на убой столько наших?
— Ты к чему это? Уже жалеешь?
— Не важно, что думаю я. Однажды Хлыста, Вдову и всех остальных окончательно достанет эта беготня по горам и озёрам, и они наконец поймут, из-за кого потеряли дом. И тогда уже я буду стоять на коленях со связанными руками. Я лишь надеюсь, что на мой труп не плюнешь хотя бы ты.
— Чушь, — отрезал Ладаим. — Херня. Бред. Приют никогда не был нам домом. Они сами тебе доверились. Как и я. И Ним однажды отойдёт, если ты пощадишь Вийма.
— Я же сказал, что не убью его, — Варион отвернулся и зашагал прочь. — Смотри, не выпади за борт, Крысолов. Если что, хотя бы я точно буду переживать.
Ладаим не стал смотреть ему вслед и просто выжидал, пока шаги Химеры станут неразличимы за шумом озера. Его взгляд остался прикован к волнам Миларада. Они казались такими близкими, до них так хотелось коснуться рукой.
Варион был прав. Никто не заметит, если одинокий Лис вдруг скользнёт в холодную пучину незамерзающего озера. Поплачет разве что Нималия, если, конечно, после смерти Басса в ней ещё остались слёзы. Для остального мира его гибель даже не станет потерей. Он уйдёт, не оставив и следа на всех Землях. Растворится. Смерть одинокого человека — это проблема самого умирающего, не более.
Что же, тем больше поводов прожить подольше.
***
Ночь выдалась бессонной. Как Химера ни старался, уснуть получалось лишь на короткие мгновения, пусть он и выторговал себе лучшую из доступных кают. Она находилась на самой корме, точно напротив палат капитана. Здесь было сразу две настоящие кровати, но Хлыст своей так и не воспользовался: он совсем не желал оставлять Вийма без присмотра.
Но главным достоинством каюты была не кровать, а замок. Лишь заперев дверь и спрятав ключ под рубашку, Химера мог быть спокоен за Лисью казну в старом холщовом мешке. И, конечно же, за мерцающий кристалл Альихора.
Уже второй день он чувствовал на себе пристальный взгляд врождённого мага. Альхиор мерещился ему в тенях, а шелест его неприятного голоса слышался в порывах ветра и выкриках чаек. Должно быть, колдун знатно разозлился на Химеру, раз выдвинулся в засаду вместе с Каддаром Бреккским. Раз так, наивно полагать, что две стрелы в грудь остановят это чудовище.
Варион сложил ладони под затылком и пытался задремать, но ему мешала качка. Здесь, у самой задней стенки судна, толчки волн ощущались слабее, но он всё равно хватался за край кровати каждый раз, когда скрипучая посудина с грохотом спускалась с очередного гребня. Ветер усиливался, а вместе с ним сгущались и тучи.
В дверь постучали. Глаз Химеры уже начинал дёргаться от этого звука. Стоило ему приблизиться к блаженной неге, как находился кто-то, кому позарез требовалась компания Лиса. Как правило, нужда эта была надуманной. То Вереск поинтересуется, не проголодался ли Варион, то Калач решит поделиться очередной хохмой.
На сей раз за дверью ожидала Сойка. Не дожидаясь приглашения, она прошествовала в каюту и поставила на единственную тумбу бронзовый подсвечник, залитый воском.
— Может, затушишь? — Химера глядел на то, как свеча угрожающе подпрыгивает на волнах.
— Тогда я не увижу твоё лицо, — Сойка приставила палец к своим губам. — Времена нынче опасные. Вдруг тебя какое чудище изуродует, а так я хоть запомню тебя красивым.
— Нам ещё дня три плыть, так что успеешь насмотреться. Откуда чудищам взяться на борту?
— Мало ли, что в этом озере кроется? — Таделия перешла на шёпот. — Котелок вчера видел, как неподалёку плескалась какая-то тварь. Длиной в сажень и с шипастой спиной.
— У Котелка один глаз, так что его наблюдения — дело сомнительное. И у меня точно нет на них времени.
— Ты каждый раз это говоришь, а сам купаешься, спишь или плюёшь в потолок, — Сойка взяла Химеру за обе руки. — Неужели у тебя нет мыслей, как можно скоротать время поинтереснее? Ты как будто отталкиваешь меня.
