Выкрасть девушку силой он решил внезапно для себя самого. А то, что ради того придётся разорить воеводский терем — так что ж… Тем паче, Волчий Хвост ныне — мятежник. Про то, что он разбил Свенельда, не знал никто, а вот про мятеж — все. А там — Владимир Святославич ничуть не лукавил сам перед собой — придёт время окоротить и чересчур вольного воеводу. А то и вовсе избавиться от него. А то больно любит кстати и некстати тыкать носом великого князя в пример великого — без дураков великого! — отца.
Владимир раздражённо мотнул головой. Все эти советники из господы, гриди да бояре, уже сидят у него в горле, мешая править так, как хочется ему.
Владимиричи настигли Зоряну у окна первого яруса, когда она собиралась прыгнуть в сад. Двое кметей навалились, выкручивая руки назад — сильно, но осторожно. Девушка рванулась было, да только против лома нет приёма — мужские пальцы клещами сомкнулись на запястьях, а волосатая и сильная рука зажала рот. А потом резко навалилась жаркая и давящая темнота.
Горлинка, невыразимо прекрасная в кожаных латах и с лёгкой хорасанской саблей, выскочила в переход и тут же поняла — тупик! С двух сторон, запирая путь для бегства, стояли кмети. А снизу, с лестницы уже нарастал топот сапог.
Горлинка прыгнула вперёд с отчаянным визгом. Такого они ждали. Слёзы, крики… но вот оружие… Кметь отшатнулся и опоздал с ударом.
— Плесень бледная… н-на!
Лёзо сабли, глухо звякнув, рассекло кольчугу, кметь завалился, роняя меч. Персидский булат блеснул в тусклом свете каганцов, Горлинка развернулась навстречь второму ворогу — урманину в секирой наперевес.
— А ну, подойди…
Секира со свистом летела Горлинке в лицо. Умение, беспощадно вбитое в девушку отцом и старшим братом, не сплоховало и на сей раз, да только слишком неравны были силы. Лопнуло, раскололось с глухим звоном лёзо секиры, широкий полумесяц распался пополам под хоросанским булатом, но и Горлинка не удержала саблю в руке. Удар отсушил ладонь, пальцы разжались сами собой, сабля метнулась через переход, воткнулась в стену мало не на ладонь.
Горлинка на миг растерялась, но тут на лестнице возник второй кметь, и девушка пришла в себя. Стремительный и неуловимый взмах обеих рук — и два швыряльных ножа с визгом режут воздух. Передний кметь, тот, что без секиры, свалился, хрипя на пол, но второй оказался ловчее и увернулся.
— Эх-ма, огонь-девка, — оскалился он, прыгая к ней и даже не обнажая меч — видел, что «огонь-девка» без оружия осталась.
Как бы не так! Неуловимое движение навстречь, — стремительный пинок под колено, левой рукой — в гортань, правой — вырвать из-за голенища кривой засапожник, разворот — и точнейший удар меж ключиц. Струя крови взлетела выше головы — и тут в дочке Волчьего Хвоста возобладал женская брезгливость. Она отпрыгнула, дабы не запачкаться и оставила нож в ране.
Да и хрен бы с ним, но тут с лестницы ворвались ещё трое с мечами, и она бросилась в первую попавшуюся дверь. Поскользнулась в луже крови, споткнулась о порог, вкатилась в хором. Кмети тут же ворвались следом и бросились все враз, мешая друг другу — дураки!
Первому каблук с тонкой подковой угодил прямо в лицо, сплющив нос и переломив хрящи. Второго Горлинка достала локтем в висок, и клёпаный налокотник разорвал кожу около шелома. Третьего она попросту пнула в живот и расчистила себе дорогу к окну. И взлетела в самоубийственном прыжке.
С грохотом и звоном вылетело окно, осыпаясь осколками слюды и обломками деревянного переплёта. Девушка упала на траву с высоты второй яруса, сгорбясь, как дикая кошка. Мотнула головой, отбросила за спину толстую косу, глянула на терем — кмети таращились в окна — и сделала рукой неприличный жест, от которого ранее сама покраснела бы. И исчезла с глаз, скрылась в ночном саду.
— Огонь-девка, — повторил слова убитого Остёр, держась за живот. Сплюнул и добавил. — Сущая волчица
4
— Сколь человек она убила? — Владимир хмуро поднял глаза на Остёра.
— Троих, — нехотя процедил старшой. — И двоих покалечила.
— А дальше?
— А что — дальше? — пожал Остёр плечами. — Ушла. Я ж говорю, княже, — сущая волчица.
— Куда ушла? — князь требовательно сдвинул чёрные косматые брови, голос великого князя сорвался на рык. — Куда она, мать вашу, могла уйти?!
Оно и верно. В таких делах видоков не оставляют. А кмети упустили дочку Волчьего Хвоста, и теперь дело непременно получит огласку. А бояре-вотчинники… а вообще, ничего они не скажут, — понял вдруг Владимир. — Волчий Хвост, он ведь гридень, из кметей, да ещё и Ярополчич бывший, да и не боярин! А гриди начнут роптать — бояре придержат. А коли что — и сам Волчий Хвост получит своё…
— Ну?! Куда она девалась? — свирепо повторил Владимир.
— На Кудыкину гору, — холодно усмехнулся Остёр. — Отколь я знаю? В саду её было ловить, ночью-то, чтоб она мне остальных сопляков положила? Эта девка и без оружия дерётся, как чиста поляница!
Владимир помолчал несколько мгновений, потом сказал, не подымая глаз:
— Ладно, ступай.
Мешок с головы сняли, но ни рук, ни ног развязывать никто и не подумал. Зоряна сжала в комок у стены прямо против двери, зыркала глазами по углам. Думала. Да только не думалось ничего.
Её похитили для княжьего «гарема», сомнений никаких. И скоро великий князь заявится к ней… за «правом первой ночи». Чем-то там окончило дело, в тереме, где так доверчиво оставил её Некрас?
Скрипнув, отворилась дверь, и Зоряна сжалась ещё сильнее. Великий князь стоял на пороге и странно усмехался, глядя на неё. Отбросил со лба на ухо длинный чёрный чупрун, переступил порог и присел на лавку.
— Что молчишь, красавица?
— Да вот думаю, какими словесами тебя облаять, великий княже Владимир Святославич, — молвила девушка, стегнув князя огненным взглядом. Владимир невольно залюбовался и вдруг понял, что боится встречаться с ней глазами.
— Что ж так-то?
— А то, — хмыкнула Зоряна, смелея. — Исполать тебе, витязь непобедимый. Связанной девчонки не убоялся, с мечом только да с ножом к ней пришёл. Вижу, что правду люди говорят про храбрость твою неуёмную.
Яду в её словах достало — Владимир подскочил, как ужаленный, вмиг оказался рядом с ней. Сверкнул нож, верёвки ослабли, Владимир рывком поднял Зоряну на ноги. И девушка тут же со стоном повалилась на пол — руки и ноги успели затечь и теперь вмиг взялись лютым огнём.
Владимир отошёл чуть назад, остоялся и глядел на неё, нетерпеливо постукивая носком разукрашенного сафьянового сапога.
Зоряна растёрла руки и ноги, встала, кусая губу, прислушалась — боль стихала. И дерзко бросила великому князю в лицо:
