Говорят, что он делает это необычным образом, ибо пишет не на пергаменте, бересте или бумаге, но на ткани рубах своих врагов, сраженных в бою. А место, где толкование одного слова сменяется толкованием о другом, он отмечает по кровавому следу, оставленному его мечом. Я слышал, что он великий воин и в битве в вашей полночной стране один обратил в бегство целую сотню мергейтов. Великий мергейтский воин Эрбегшад, лучший клинок в Вечной Степи, повстречавшийся нам на этом пути, рассказывал мне об этом. А о книге, что пишет этот венн, поведали Эрбегшаду плененные венны, и так сотник узнал этого человека в битве.
Теперь я рассказал тебе все, что ты желал знать. Не настало ли время и тебе сказать о том, где искать мне человека, владеющего золотым оберегом?
— Это сделать нетрудно, — молвил Некрас, — тем паче что ты уже многое о нем знаешь и мог бы найти его и без моих указаний, сделай ты в своих помыслах один невеликий шаг. Но ты не только не совсем шайтан — ты еще и не совсем человек, и то, что есть в тебе от шайтана, не дает тебе сделать этот шаг самому, потому что ты способен лишь быть за спиной у человека. Имя его я назову тебе лишь тогда, когда мы вместе с тобой окажемся у Кавуса и ты вернешь ему личину и снимешь зарок, но того, что я скажу теперь, хватит тебе и без имени. Это тот самый человек из народа веннов, из рода Серых Псов, что пишет книгу на непонятном языке, буквицы коей книги выводит на полотне рубах, снятых с поверженных врагов, и действительно красные линии в этой книге красны, зане прочерчены его мечом. Мне неведомо, как был разбит мергейтский сотник Эрбегшад, зане я вышел в земли за великой Светынью раньше этой битвы, но доподлинно могу сообщить тебе, что того, о ком я говорю, называют в наших землях за глаза Вельхом, он ездит на серой кобыле, приведенной им с Восходных Берегов, и его сопровождает большой черный пес, у коего нет клички. И если тебе придет злой умысел на этого человека, то сначала ты встретишься с собачьими клыками, а это грозное оружие, как ты узнал из повести Хайретдина. А каждый Серый Пес — брат для каждой собаки.
— Того, что ты сказал, вполне достанет мне, — кивнул Брессах Ог Ферт. — Я выполню то, что обещал, и он увидится с ловцом снов. Теперь я знаю, где и когда встречал я именно этого человека, и знаю, как его отыскать. Я даже знаю его имя, ибо он не называется по-другому, попадая в чужие края. Зорко, сын Зори, зовут его, зане в ваших землях принято прибавлять имя матери к своему имени…
— И в этом одна из тайн силы вашего народа, — заговорил вдруг Шегуй. — Потому что шайтан знает толк в мужском языке и в мужской душе, но мало сведущ о женской. Потому имя матери служит защитой куда надежнее, нежели имя отца, и шайтану сквозь него труднее разгадать смерть, а значит, и причину страха смерти, которые записаны в имени каждого человека. Ибо все имена у богов, и одним именем они записывают всю судьбу человека от рождения до смерти, но не всякий может прочесть ее, потому что, даже если имена звучат одинаково, читать их следует розно.
Теперь вы могли бы идти по своему делу, но я не могу отпустить Булана до тех пор, пока мы не дойдем до границы Халисуна, ибо иначе нарушим устав гильдии и у Гурцата будет лишний повод преследовать нас. Ты мог бы пойти с нами и тогда, может статься, узрел бы принцессу Халисуна с розой, вплетенной в волосы.
— Нет, — отвечал Некрас. — Я отправлялся в дальние земли за тем, чтобы найти ловца снов, и я отыскал его. Даже если мне не суждено вернуться за Светынь, я нашел тебя, Брессах Ог Ферт, и ты выполнишь данное слово. Я возвращаюсь обратно — искать Кавуса, чтобы сообщить ему радостную, как я думаю, весть. А о принцессе из Халисуна следует рассказать Зорко Зоревичу. Кто знает, может быть, повести о ней недостает ему для завершения книги? Когда и вправду речь в ней идет о любви, есть ли разница, о чудесах какой земли пойдет речь, потому что чудеса происходят там, где есть любовь.
— Что ж, отправляйся, — кивнул Шегуй. — Если ты сумел в одиночку пройти путь от Светыни сюда и отыскал в степи караван, можно не слишком тревожиться о тебе. Но помни, что обратный путь должен быть пройден столь же безошибочно, сколь и прямой, иначе все твои надежды обратятся в прах. Где указать тебе место для ночлега?
— Я лягу здесь, в круге у огня, — просто отвечал Некрас. — Если это возможно, пусть отвяжут большого бело-рыжего пса, он согреет меня с противоположной огню стороны. Я привык ночевать так, и полотняный кров шатра мне без надобности, зане препятствует проникновению звуков, пускай и не слишком сильно.
— Вот ковер, можешь воспользоваться им, — согласился Шегуй. — Да пошлют тебе боги любопытных сновидений.
Караванщики забрали свои трубки и удалились под кров палаток. А Некрас еще некоторое время прислушивался к голосам степи и размышлял о том, какова собой халисунская принцесса, пока к нему, послушный молчаливому приказу, не пришел пес Шегуя и не улегся рядом, согревая человека теплом своего большого тела…
Некраса разбудило солнце, немилосердно пекшее висок. Руки и ноги его страшно затекли, и нужно было немедленно пошевелиться, чтобы разогнать кровь. Некрас захотел сделать это… и не смог! Он был крепко связан.
Кудесник открыл глаза и увидел одно только выгоревшее синее небо степи, мерно покачивающееся над ним согласно ходу верблюда, на спине которого он был привязан.
Хотелось пить. Некрас попробовал позвать кого-нибудь, но из пересохшего горла поначалу вырвался только невнятный хрип.
— Ага, очнулся! — произнес рядом знакомый, слышанный вчера голос. — Пить хочешь? Пей!
Некто всунул Некрасу между губ деревянную тонкую трубку. Венн глотнул и едва не задохнулся с непривычки. В рот потекла не вода, а брага, которую пили саккаремцы. Она, конечно, была разбавлена не в пример той, что потребляли вечор за беседой, но для Некраса и такого было слишком.
— Что, не привык? — хохотнул рядом некто. Некрас был оглушен солнцем и крепким питьем, но память на звуки, тем более на звуки человеческого голоса, его никогда не подводила.
— Пей! Скоро ты будешь драться за воду с такими же, как ты, если не будешь слушать меня, — говорили ему. Это был Мерван. Тот самый, кого давеча Шегуй уволил от дел.
«Предательство!» — мелькнула у Некраса первая мысль. Мелькнула и угасла, будто кто притушил его сознание, как на свечу подул. Сразу стало лень думать и чему-либо противиться. Предательство, нет ли — не все ли теперь равно? Со связанными руками злиться не пристало.
— Нет, не предательство, — продолжил, словно подслушивал, его мысль Мерван. — Только о них можешь не вспоминать более. Ты их уже не увидишь. Душа твоя мне не нужна, носи на себе. У меня другие мерки. — Мерван издал булькающий звук, — видимо, сам прихлебывал из бурдюка. — Зря ты говорил вчера так много. Зря рассказал, что можешь слышать подземные руды. Душу свою можешь забирать с собой, а вот твое тело я теперь не отпущу. За тебя, если ты покажешь свое умение в Самоцветных горах, дадут столько, что мне не понадобится халисунская принцесса. Я смогу купить любую в Саккареме, даже принцессу. Там они не хуже.
