Но Клод только скользнул по нему безразличным взглядом.
— Она больше не принадлежит вам, — ледяным голосом проговорил Магистр, заставив, казалось, воздух застыть кристаллами. — Я забираю ее. Кристиана теперь принадлежит только мне, — без тени сомнения произнес он, глядя в глаза матери Крис.
Очевидно, признавая лишь ее право на получение объяснений. Поскольку та имела силу, хоть и минимальную.
— Ты должна была помочь своей дочери, а не позволять ей умирать, ведьма, — презрительно и с обвинением проговорил Клод, не дав вмешаться Кристиане. Его пальцы лежали на ее лице, не разрешая открыть рот. Но от них, несмотря на это подавление, продолжало исходить целительное сияние силы, которое с каждой минутой возвращало Кристиану к жизни. — Теперь она потеряна для вас так же полно, как если бы смерть забрала вашу дочь.
Не добавив больше и слова, он быстро вышел из старой сторожки, не позволив Кристиане даже попрощаться с родителями.
Странно, но на какой-то миг, Кристиана испытала покой и облегчение, хотя должна была бы негодовать и злиться.
Может быть, Клод сильнее? Может быть, он сможет скрыть ее от Ордена? Преодолеет то, что Глава задумал для них…?
Да и ей было немного проще знать, что теперь ее отец здоров. Так или иначе, все, что случилось — имело свое значение, и жертва не оказалась пустой.
Вот только, заметив среди городских улочек Сэма, наблюдающего с усмешкой за ними из толпы, Кристиана поняла, что и ее хворь — имела отношение к планам Ордена. Неужели они знали, что Клод заберет Кристиану? Неужели рассчитывали на это?
Взгляд Сэма ясно показывал, чтобы Кристиана не вздумал забывать — ее жизнь, и жизни ее близких — принадлежат Ордену. Такова цена договора…
Испытав почти панику, она уткнулась лицом в ладонь Клода, который нес ее, будто демонстрируя всем и каждому, что отныне Кристиана являлась его собственностью. Только у нее не было никаких резервов для возмущения. Да и разумно ли кричать на того, кто сейчас исцелял ее, вырывая из костлявых пальцев смерти?
Подавив отчаяние, она постаралась прогнать странную, крамольную мысль, за которую Глава мог бы убить ее, обвинив в предательстве.
Но все равно, не смогла не подумать о том, отчего Хильда тогда отвела ее в Орден, а не к целителям Ковена?
Она смутно помнила, как Клод принес ее в свой замок. Даже, пожалуй, не смогла бы рассказать, где именно тот располагался.
Первые три дня Кристиана просто пролежала в постели. Клод не позволял ей вставать, властно требуя полного восстановления Крис.
Теперь, зная, что он может быть жестоким, непримиримым и властным, она никак не могла понять, отчего он так носился с ней? Что в ней особенного, что Магистр уделял столько внимания ничтожной по силе ведьме?
Он и сам не смог ответить на этот вопрос. Просто промолчал, когда Кристиана спросила, для чего Клод уделяет ей столько времени, если мог сбросить на целителей. А потом, нависнув над лежащей Кристианой, пророкотал:
— Ты — моя, и точка.
Больше она не спрашивала.
Дни, проведенные в замке Клода, проносились в памяти Кристины, наполняя прошлое смыслом, восстанавливая в памяти ход их жизни.
Она помнила их первую ночь. Настоящую, без прикрытия чар и сновидений. Помнила жар, который ничто не могло погасить, и нежность, с который он заменил ее боль удовольствием.
Помнила лукавство, с которым всемогущий Магистр рассмеялся на ее вопрос о других, к которым он в ее мыслях уходил после разговоров с Кристианой. Вспомнила, как Клод сильнее вжал ее тело в свое, хриплым шепотом признав, что не было других. Ни одной с момента их встречи на площади.
Наверно, Глава и правда что-то понимал, когда сталкивал Клода и Кристиану, обеспечивая ту встречу.
Кристина видела картины их дней и ночей, прожитых в той жизни. Вспомнила день, в который к ней пришло понимание, что она любит Клода. Когда он, этот жестокий и суровый колдун — в безжалостности которого к своим врагам она уже не сомневалась, имея перед глазами ни один пример его «наставлений и тактики управления» Ковеном — подарил Кристиане маленького котенка.
И ни капли не обиделся, оттого, что она отвергла перед этим десятки драгоценностей.
Прижав к груди маленькое теплое тельце, покрытое короткой шелковистой шерсткой, слушая стук сердечка котенка, Крис посмотрела в янтарные глаза Клода. Великий Магистр усадил ее на свои колени и нежно обнял, став перебирать пальцами волосы Кристианы, задумчиво наблюдая за пламенем камина в их комнате. Именно тогда Крис осознала — она никогда не сможет сделать то, что требовал Орден, мелькая лицами своих послушников в свите Ковена.
Медленно, но так верно преодолев все ее колючки и защитные стены, Клод сумел пробиться туда, куда Кристиана не должна была его пускать. Но и сам он, что ни капли не старался скрыть ни от кого, не устоял перед своей «маленькой ведьмой».
Это отношение к ней Верховного Магистра вызывало недоумение среди Ковена. Многие считали, что такая открытая привязанность ослабляет его. Тем более тогда, когда с каждым днем приближался решающий момент.
Но Клод умел поставить на место тех, кто шептался или высказывал свои сомнения в способности Магистра править Ковеном жесткой рукой.
Но и эта, темная, холодная, почти ледяная сторона ее любимого — уже не пугала Кристиану, всегда готовую открыть ему свои объятия.
Клод называл ее своим теплом. Светом, который согревал тьму силы и искушения у него внутри. Тем, что позволяло его разуму и душе не потеряться в соблазне темной мощи, который всегда приходил с силой.
Кристина вспомнила, что не имела счастливее зимы, чем та, что они провели вместе в его владениях. И даже постоянный страх перед Орденом, который Клод ощущал, но никак не мог извести в ней, не зная его причины, не портил счастья Кристианы.
Наверное, ей стоило бы больше думать о своих родителях. В конце концов, ради своего отца, ради его благополучия, она заключила сделку с Орденом. Вот только, тот момент, когда Кристиана участвуя в ритуале, отдала ему все… он сломал ее. Уничтожил нечто важное, что давало смысл и заставляло бороться. Не раз и не два Крис задумывалась над тем, что послушай она Хильду, оставь все как есть — и не было бы сейчас на ее сердце тяжкого груза вины перед любимым и тайны, о которой Кристиана так и не решилась рассказать Великому Магистру. Нет, она не жалела, что сделал все для здоровья папы. Вот только цена теперь казалась ей невыносимо большой. И потому, стараясь скрыть это от Клода, затолкать подальше в собственном сознании — она просто предпочла вычеркнуть родных из памяти. Может и трусливо, но на фоне того счастья, которым нежданно стал для нее Клод, такой поступок стал казаться обоснованным.
