Вадиус не обращал никакого внимания на слова ее высочества. Я же не знал, что и думать. Просила ли Дарианна прощения у отца за все грехи прошлого, как это принято делать, расставаясь с умершим? Или за этим крылось что-то еще? Я гнал из сознания навязчивую мысль, костеря себя последними словами за гнусную подозрительность, но ничего не мог с собой поделать. "Прочтите принцессу, барон", – вдруг вспомнились слова лорда Феррли. Я понимал, что поступаю не очень корректно и, поверьте, испытывал самые настоящие муки совести. Но все же решил, что лучше уж наверняка убедиться в невиновности возлюбленной, чем сомневаться в ней. Убедившись, что внимание Копыла сосредоточено на Дарианне, я вышел в астрал. Для этого мне даже не понадобилось обращение к Вселенной – во время лечения императора все антимагические артефакты и заклинания с его опочивальни были сняты. Я скользнул к девушке и со всей осторожностью, на которую был способен, прикоснулся к ее сознанию. Поглощенная своим горем, принцесса даже не вздрогнула. А я окунулся в такой океан боли, что кроме нее ничего не почувствовал. Боль была повсюду, она наполняла все сознание Дарианны, все ее тело, все существо. Боль кричала и вопила, скручивала и терзала разум, превращала девушку в обезумевшее животное, заставляла выть и рычать. Стерты были мысли и чувства, расплавлены инстинкты и ощущения – не осталось ничего. Я попытался продвинуться дальше, обойти боль, но тут меня словно что-то вышибло из сознания Дарианны и насильно вернуло в собственное тело. "Нехорошо, молодой человек, – услышал я мыслеречь Копыла, – бестактно и бесчеловечно!" Взбешенный маг даже мысленно сумел передать обуревавшее его возмущение. Он гневно уставился мне в глаза, всем своим видом давая понять, что осуждает мой поступок. Пальцы сжались, словно волшебник желал меня придушить, ноздри кривого носа злобно раздувались, только что дым не валил. Я покаянно пожал плечами, показывая, что виноват, конечно, больше не повторю… Пока мы мерились взглядами, наступила тишина, что мы оба осознали не сразу. Когда поняли, обернулись к Дарианне. Девушка стояла перед нами, кружевным платочком вытирая заплаканное лицо.
– Я хочу остаться одна, – твердо произнесла она, – до утра.
– Ваше высочество, вы уверены… – начал Копыл.
– Я должна попрощаться с отцом, – перебила принцесса, – а вы, Вадиус, подготовьте все к завтрашней церемонии коронации. На площади Семи королей, в десять часов утра. Пошлите глашатаев, оповестите народ.
– Но…
– Ступайте, – холодно оборвала Дарианна.
Маг ссутулился еще больше чем обычно, поклонился и потрусил к двери. Я поплелся следом.
– Рик, – тихо, ласково позвала принцесса.
Я обернулся.
– Спасибо за то, что ты есть, – просто сказала девушка. – Я ценю это, поверь. Завтра ты будешь со мной рядом. А теперь иди, любимый, оставь меня с моим горем. Все будет завтра…
Я ушел, унося в душе воспоминание о теплом любящем взгляде огромных черных глаз… Задумавшись, едва не наступил на Вадиуса. Копыл стоял посреди коридора и растерянно бормотал себе под нос:
– Подготовьте все к церемонии… а как же это будет выглядеть?… Бесшабашная девчонка!
– Вы о чем? – поинтересовался я.
Маг некоторое время задумчиво рассматривал меня, беззвучно шевеля губами, затем снизошел до пояснений:
– Корону на голову новоиспеченного императора должен возлагать Верховный маг. Такова традиция.
– А если Верховного мага нет в наличии?
– Тогда Верховный жрец.
Я хмыкнул. Дело принимало интересный оборот. После того как Падерик пал от руки темнейшего князя, Верховного жреца так и не назначили. Строго говоря, вообще непонятно было, кто теперь высшее божество галатского пантеона. Главный храм Луга всеблагого продолжал сочиться кровью, а жрецы устраивали стычки, грозящие перерасти в настоящую войну.
– Вы не замечали, Вадиус, что у нас, куда ни кинься – никого нет?
Волшебник так горестно вздохнул, что мне стало его жалко.
– Да не убивайтесь вы так! Подумаешь, беда какая! Наверное, Дарианна назначит Верховного мага или жреца.
– Пока не будет коронована – не имеет права, – отрубил Вадиус.
– И что у вас за законы такие? – усмехнулся я. – В любом случае, это не так уж и важно.
– Ничего-то вы не понимаете! – окрысился Копыл. – Нельзя начинать правление с нарушения законов!
Разговор становился бессмысленным. Я махнул рукой на прощанье и оставил чародея ломать голову над особенностями имперского законодательства. В комнате меня ждал накрытый к ужину стол. Я перекусил и улегся в кровать. Вопреки опасениям, уснул сразу и проспал бы до самого утра, если бы не появление Лютого. Он явился перед рассветом, бесцеремонно завалился в кресло и налил себе вина. Я оторвал голову от подушки и посмотрел на брата. Вид у него был довольный, как у Артфаала в бытность котом Бродягой, когда тому удавалось тайком сожрать со стола миску сметаны.
– Ридриг умер, – сказал я.
– О, мне жаль, – беспечно ответствовал Ом, расплываясь в плотоядной улыбке.
Меня возмутила такая черствость:
– Ты хоть слышишь, что я сказал?
– Ридриг умер… что?!
Я кивнул. Похоже, до брата наконец начала доходить информация.
– Несчастный случай, я полагаю? – небрежно осведомился Лютый.
– Ошибка целителя.
– Клянусь хвостом Варрнавуша, ты должен быть осторожнее, брат, – Ом немного похмурился, изо всех сил пытаясь удерживать серьезное настроение. Но потом вновь расплылся в идиотской ухмылке. – Ну, тут уже ничего не поделаешь. Пойду, вздремну. Устал очень, почти всю ночь кирпичи таскал.
– Какие, к Угелуку, кирпичи?
– А ты что же думал, я оставлю даму в бедственном положении? Мы с Анири разбирали рухнувшую стену. Завтра будем ее восстанавливать.
Ничего не скажешь, романтично время провели!
– Что, и Анири тоже кирпичи разбирала?
– Эта девчонка работы не боится, – мечтательно протянул Лютый. – И фигура у нее великолепная. А какой удар справа!
Сделав такое вот неоднозначное заявление, брат покинул мое обиталище. Больше уснуть мне не удалось, и я лежал, глядя в потолок и раздумывая о предстоящей коронации. Вскоре в дверь постучали. Вошел слуга, несший на вытянутых руках невероятной красоты камзол – без особых портновских излишеств, но из баснословно дорогого сукна. Вслед за ним шествовал второй лакей, тащивший столь же великолепные штаны. Третий принес сияющие глянцем сапоги. Шествие замыкал увешанный загадочными инструментами цирюльник.
– Одеваться, господин, – подобострастно пропел первый лакей.
Пораженный столь пристальным вниманием к своей скромной персоне, я уселся на кровати и уставился на целую армию слуг, заполнивших мою комнату. Один полировал специальной бархоткой мой меч, другой убежал в ванную комнату, откуда послышался плеск бьющей в ванну воды, третий раскладывал передо мной роскошное одеяние. Цирюльник же плотоядно прищелкивал ножницами и размахивал помазком. Меня окружили, подхватили, потащили… В себя я пришел уже перед зеркалом, разглядывая свою потерянную физиономию в окружении тщательно расчесанной, обильно напомаженной копны волос.
