– Чуть позже, – прошептал вызванный в качестве эксперта Бизон.
Аскольд Артурович покрутил ручку, перематывая кадры вперед. Изображение механика поднялось из-за стола и взялось за чемоданчик с инструментом.
– Вот! – подал голос Бизон.
– Вижу! – отозвался Черепаныч, колдуя над верньерами. – Засек! Теперь давайте, где он лазил под капот!
Арчибальд перемотал жизнь Федора на несколько часов вперед. На импровизированном экране появилась «Газель» с поднятой передней крышкой. И ошарашенный водитель, роняющий сигарету. И выходящие из лифта Бизон с Бандерой.
– Вижу!
Ключевые точки определены, теперь нужно почистить все, что случилось в промежутке между ними.
– Даю усиление!
Из жестяного рупора, направленного прямо на водителя, донеслось негромкое басовитое рокотание.
– Есть! – Черепаныч обернулся и продемонстрировал Карбиду поднятый вверх большой палец. – Точнее, нет.
Ручной Привод шумно выдохнул зеленоватым паром. Аскольд Артурович деловито открыл проектор и принялся отматывать засвеченную пленку. Бизон взял Федора под руку и повел к выходу. Ясень что-то записал в журнале.
Рутина.
– Так вот, значит, как это происходит, – задумчиво протянул Веснин.
– Обмен «искр» – процедура куда более интересная, – улыбнулся Карбид. – Но вы ее не увидите.
– Жаль.
– Какие ваши годы? Может, еще посмотрите.
– Я бы на это не поставил, – заметил Ясень, бросая журнал на стол.
– А я, случается, поигрываю в азартные игры, – закончил Герман. – Прощайте, Сергей.
– Прощайте.
Веснин протянул руку, и она повисла в воздухе.
Карбид смотрел Сергею прямо в глаза, но и только. Виктор холодно улыбнулся.
«Да, я преступник», – вздохнул про себя Веснин.
Герман может проявлять участие, понимание, но существует грань, которую он не перейдет никогда. Причины Сергея уважительны, они способны объяснить его поступки, но ничего не изменят: Веснин – преступник.
А перед ним стоял комендант Ручного Привода.
– Прощайте, Сергей.
Веснин кивнул, убрал руку, уселся в указанное Черепанычем кресло и натянул на голову шлем. На черном боку Отстойника загорелась красная лампа.
– Захват «искры»!
Сергей закрыл глаза. Один из тонких прозрачных шлангов, тот, что соединял шлем с Отстойником, наполнился голубоватым светом.
– «Искра» пошла!
Веснина затрясло.
– Накладки при пересадке случались? – деловито поинтересовался Виктор.
– Судя по журналу, – один раз, – спокойно ответил Карбид. – Семьсот лет назад.
– Надеюсь, сегодня пройдет гладко.
– А то праздник испортим.
В голосе Германа прозвучала ирония. Ясень жестко посмотрел на напарника, но ответил спокойно:
– Да, не хотелось бы.
В кресле, не привязанный, но все равно неспособный вырваться, бился тщедушный юноша. Глаза закатились, изо рта течет пена пополам с желудочным соком, скрюченные пальцы то сжимают металлический подлокотник, то царапают грудь. Хрип – не стоны, а именно хрип, – прорывается даже сквозь шум Ручного Привода.
– Он вернется, – пообещал Карбид.
И через мгновение, подтверждая слова коменданта, раздался возглас Черепаныча:
– Есть!
Андрей Веснин безвольно обмяк.
– Ушел, – тихо произнес Герман.
– Вернулся, – поправил напарника Виктор.
И оба машинально посмотрели на серый от грязи потолок подвала, словно провожая вылетевшую из тела юноши «искру».
– Аскольд Артурович, вы подготовили новую пленку?
Старик кивнул.
– Черепаныч, приступайте.
В жестяном рупоре вновь заурчало, и в «искру» Андрея потекли новые воспоминания, в которых не будет места пережитому ужасу.
– Операция завершена, – произнес Герман. – Дело Веснина официально закрыто.
* * *
Вид мертвого тела подсознательно вызывает у нормального человека страх. Пусть легкий, едва различимый, который можно выдать за раздражение или брезгливость, но именно страх – глядя на труп, каждый видит свое будущее. Не возможное, но гарантированное. Каждый понимает, что когда-то, через пятьдесят лет или завтра, он будет лежать в деревянном ящике или плавать в луже крови на асфальте, будет окружен безразличными людьми, хмуро фиксирующими в документах время смерти, вытирающими кровь, орудующими лопатами…
Страх.
Именно поэтому люди не любят гулять по кладбищам. Именно поэтому верят в истории о зомби и стараются не прикасаться к покойникам – ведь ты дотрагиваешься до того, что находится по ту сторону Черты.
Однако прошедшие через смерть лишены предрассудков. И потому во взглядах собравшихся в морге сотрудников Подстанции не было ни страха, ни брезгливости, они изучали принесенные санитарами тела с холодным деловым интересом.
– Это лучшее, что вы смогли найти? – осведомился Герман.
– Сегодняшний товар, Карбид, – проворчал Бизон.
– Только-только окочурились, – поддержал приятеля Бандера.
– Еле успели уволочь.
Ясень фыркнул. Черепаныч, копошащийся у своего «кондиционера», смолчал. Агава покачал башкой и принялся вынюхивать свесившуюся руку одного из трупов.
– В любом случае, достать другие тела мы не успеем, – резюмировал Карбид. – Будем работать с тем, что есть.
Спорить с комендантом никто не стал. Да и чего спорить? Герман описал ситуацию предельно точно. И если умершая от инфаркта старушка не устраивала собравшихся исключительно своим полом – среди проверяющих женщин не было, – то второе тело подходило с большим скрипом. Оно принадлежало попавшему под грузовик мужчине и могло похвастаться сломанной рукой, сломанной ногой и многочисленными ссадинами. Были сомнения и относительно позвоночника. Теоретически, повреждения не должны помешать вселившейся «искре» контролировать тело, однако затраты энергии будут велики, что сократит срок пребывания проверяющего на Подстанции.
– Может, дадим клонов? – предложил Ясень.
– Запрещено в целях экономии, – покачал головой Герман. – Да и нет у нас готовых.
– А кто будет старушкой? – невинно осведомился Бизон.
– Кто первым успеет, – хмыкнул Карбид и распорядился: – Черепаныч, давай сигнал.
– Зажмурьтесь!
И помещение морга наполнилось ярким светом. Ослепительным, мерцающим туманом, сотканным из парящих в воздухе огоньков. Выдержать его не могли даже раскрывшиеся «искры», а потому всем пришлось закрыть глаза. И никто не увидел, как туман превратился в две сверкающие воронки, постепенно втягивающиеся в распластанные на металлических столах тела. Ни одни очки не смогли бы защитить глаза от того, чего нельзя видеть. Что можно лишь пережить.
– Черепаныч?
– У меня все в порядке!
– Дьявол, я опять женщина! И старая, к тому же!
