Они оказались заключены в плотный кокон, стены которого состояли из текущей в разных направлениях пыли. Света не было, только тот, что исходил от тела Девы Клинка. Маленькие язычки тянулись от колыхающейся стены, пытаясь достать Ловчего, но тут же вжимались обратно, наталкиваясь на невидимое препятствие.
«Я больше не могу! – услышал он слабый голос прямо у себя в голове. – Она слишком длинная, тяжело держать. Уходи!»
– Как?!!
«Поверни перстень!»
– Нет!
«Это твой единственный выход!»
– А как же ты?
«Обо мне не беспокойся…»
Больше он ничего не успел спросить, потому что Мара уже опускала руку. Перстень легко повернулся, скользнув по безымянному пальцу, и окружающий мир исчез…
«Неужели снова повезло?»
То было первое, о чем подумал Вергун, придя в себя на мягком песчаном холме. Рука мертвеца в очередной раз спасла ему жизнь.
Ловчий попытался оглядеться и от неловкого движения съехал по песку вниз.
Вокруг простиралась пустыня, ну почти пустыня, потому что серые клыки скал оставались на месте. Тех самых скал, до которых им так и не удалось добраться.
Яркий свет резал глаза, но этот свет был приятен, потому что отражался от вонзившегося в песок меча.
Значит, вот что имела в виду Дева Клинка, говоря «обо мне не беспокойся». Говоря… Как ей удавалось так с ним общаться? Одними мыслями. Нужно будет при случае спросить, но не сейчас… да, не сейчас…
Сын Карны поспешил к тому месту, где поблескивал меч. Солнце стояло высоко, значит, полдень. Идти было трудно. Другое дело пески пустыни Мехрет… Этот же бледно-желтый норовил все время выскользнуть из-под ног, рассыпаясь в разные стороны. Еще не хватало угодить в песчаную яму. Но он благополучно добрался до меча и, коснувшись горячей рукояти, позвал.
Меч не отозвался.
Впервые.
Этого просто не могло быть.
Вергун повторил свой зов, но все тщетно: перед ним был мертвый кусок металла, и больше ничего. Осознание катастрофы приходило медленно, словно постепенно открывающаяся старая неизлечимая рана.
Мара не возвращалась.
Вот оно, одиночество, то самое, от которого хочется выть. Теперь его жизнь окончательно теряла смысл. Ловчий тяжело опустился на предательский песок, даже не пытаясь вернуть меч в ножны.
К чему он теперь ему?
Ему нужна женщина, а не меч.
Ведь он уже давно решил, сделал выбор, осуществил самый удачный обмен с самой смертью… ну или с той, о которой он думал, что она смерть.
Сказка заканчивалась неудачно. Вернее, совсем не заканчивалась. Ведь отсутствие конца тоже своего рода конец. Забавный, неразрешимый бред. Ненужные мысли… совсем ненужные. Хотелось куда-то сбежать, чтобы хоть на немного отодвинуть понимание того, что с ним случилось.
С каким-то тоскливым безразличием (хотя разве безразличие может быть тоскливым?) Вергун подумал, что все-таки потерял коня. Смешная утрата по сравнению с той, первой.
Заложив руки за голову, он лег на спину, равнодушно рассматривая чистое небо. Странный цвет, такого он раньше не видел. Пожалуй, он больше не изменится. Сын Карны заснул. Да, конечно, заснул, иначе откуда могли взяться руки, мягко ласкающие его присыпанные песком волосы?
– Мара, ты пришла?
– Да, я вернулась!
– Но как же так, ведь я несколько раз звал тебя, и меч оставался глухим!
– Возведя силовой барьер, я потратила слишком много энергии, поэтому не могла сразу откликнуться на твой зов. Требовалось время, чтобы восстановить основной ресурс.
Какой приятный сон, в него так хотелось верить. К чему просыпаться? Нет, он не станет этого делать, потому что там, за пределами сладкого забвения, его подстерегала смерть.
Вергун открыл глаза. Женская рука не исчезла, а еще он увидел улыбающиеся глаза. Он раньше и не знал, что глаза могут улыбаться почти так же, как губы.
– Ну здравствуй, – произнесла Дева Клинка, и он улыбнулся ей в ответ.
Тоже одними глазами.
Они снова были вместе, их история продолжалась. Какая странная игра, словно прятки с собственным отражением. Удивительно уcтроена жизнь и… жестоко.
– У нас нет лошади.
– Ерунда! – рассмеялась Мара. – Мы почти добрались, дойдем пешком. Куда нам спешить?
– Действительно, куда. – повторил Вергун. – Знаешь, а я снова живу!
– Знаю!
– Больше не уходи!
– Не буду!
– Обещаешь?
Ответили губы, легко коснувшись его подбородка, затем скользнули вверх, Ловчий задержал дыхание… короткая вспышка… слишком короткая… Дева Клинка отстранилась.
– Ты какой-то напряженный.
– Потому что я до сих пор думаю, что ты мне снишься.
– Красивый сон?
– Самый красивый из всех!
Она снова рассмеялась.
– Почему я не погиб, приняв ту свою… настоящую сущность?
– Родная планета Ушедших – обезвоженная пустыня. Правда, ее уже не существует. Люди уничтожили ее еще в первый год войны, но это мало помогло. Внешний вид и строение тел Ушедших обусловлены их средой обитания. Что могла сделать тебе песчаная буря, когда ты создан для того, чтобы жить в ней?
– Не понимаю.
– Там, на твоей родной планете, не было постоянства. Настоящий песчаный ад. Беснующиеся потоки сталкивающегося воздуха: ледяного, поступающего из атмосферы, и горячего, идущего от земли.
– Значит, так выглядела моя родина?
– Твоя бывшая родина! – поправила Мара.
Вергун задумался, пробуя на вкус новые слова: «бывшая родина», «внешний вид, обусловленный средой обитания», «беснующиеся потоки сталкивающегося воздуха»… Просто какой-то горячечный бред. Нет, это было не о нем, это его ни в коей мере не касалось. Они говорили о каком-то совершенно постороннем существе, мерзком, отвратительном, которое следует обязательно уничтожить. Именно так он и думал в тот момент о своих так называемых «собратьях». Ведь он видел их, и не только он…
– Я тебе не противен?
– С чего бы?
– Но ведь я не человек!
– Я тоже! – последние два слова были произнесены так, что стало ясно: больше к этому разговору возвращаться не следует.
И Вергун сдался.
Песок постоянно мешал им, задерживал, не желая выпускать из царства зыбкой желтизны, а может, хотел о чем-то предупредить?
– Когда закончится пустыня?
– Мы почти вышли, – ответила Дева Клинка. – Звезда снова ведет нас. Пришлось слегка подкорректировать первоначально избранный путь, поскольку мы лишились лошади.
Ловчий несколько раз падал, нелепо съезжая под звонкий смех Мары с очередного строптивого холма. Наконец его мучения завершились, желтое сменилось зеленым. Контраст выглядел фантастическим, потому что яркая сочная трава никак не сочеталась с безжизненной, прокаленной солнцем пустыней.
