Илья Захарович разошелся не на шутку, а я все думала об этом слепке. Я помню эту историю. Раньше некоторые нечистые на руку артефактники частенько прибегали к подобной процедуре. Создавали идентичную копию какого-нибудь артефакта и выдавали его за настоящий. На самом деле он и был настоящим. Перенимал все основные функции оригинала, единственное, что выдыхался быстро и требовал постоянной подпитки. Сейчас это не столько карается законом, сколько потеряло всякий смысл, поскольку настоящие артефактники дорожат своей репутацией, да и мало их, чтобы промышлять чем-то подобным, а у недоучки можно разве что амулет заказать, по-настоящему стоящими вещами они не занимаются, да и знаний не хватит создать что-то большее. И если Илья Захарович об этом заговорил, то это может означать только одно — начудил он по-полной.
— Вы думаете, они приходили за вашим слепком? — перебила я поток обвинений в адрес бедного, ни в чем неповинного темного.
— Я не думаю, я знаю.
— Но за слепком чего они приходили?
— Ножа.
— Ножа? — нахмурилась я. — Он… что, такой ценный, что его нужно было похищать?
— В том-то и дело, что нет, Элечка. В том-то и дело. Об этом знает только твоя бабушка. Только она, клянусь.
— Знает о чем? — вконец растерялась я от бурной реакции профессора.
— О том, что я сделал, когда она отдала мне Хаджен.
И вот тут-то до меня дошло.
— Хаджен? Вы сделали слепок Хаджен?
У меня не было слов, одни многоточия. Это же… это же… катастрофа, это конец света, причем конкретно для меня.
— Насколько он идентичен?
Хотя зачем я спрашиваю, человек, который создал живой автомобиль, может сотворить все, что угодно.
— И бабушка в этом участвовала?
— Конечно, нет, — встрепенулся профессор. — Я ей позже рассказал. Точнее покаялся. Она просила меня уничтожить его.
— Но вы этого не сделали.
— Нет, — горестно ответил он. — Я не смог. Много раз собирался, но у меня не хватило духу. Ты же понимаешь меня, понимаешь?
Нет, я не понимала. Я ничего не понимала. А еще все думала, зачем похитителям нож? Ответ пришел сам собой: чтобы выкрасть оригинал из дома Данилевич. Остается только один вопрос:
— Скажите, профессор, а как похитители могли узнать о вашем тайнике? Вы кому-нибудь о нем говорили?
— Конечно, нет.
— А ученики, друзья, знакомые.
— Я показывал Хаджен однажды… своему старому другу, ученому, который также как и я, был увлечен историей жизни Бальтазара Бьюэрмана. Вы знаете, Элечка, очень может быть, что это и есть тот потерянный ритуальный нож, который использовали в ритуале создания тайного мира.
— Как же он оказался в семье Данилевич?
— Возможно, Бальтазар подарил его возлюбленной, в знак своей любви и преданности.
А она, в свою очередь подарила ему четырехлистник. Скорее всего, так и было.
— Профессор, а вы можете связать меня с тем ученым?
— К сожалению, нет, он скончался много лет назад.
— А как его звали?
— Отто, мастер Эмир Отто.
Это имя мне было знакомо. Я покопалась в памяти, и выудила оттуда интересную информацию.
— Постойте, а мастер Отто это не тот.
— Вы правы, Элечка. Эмир был много лет директором этой славной академии.
— Какое странное совпадение.
— Ничего странного. В нашем магическом мире выдающихся людей знают все.
— Но, насколько я знаю, он был регистратором.
— Не просто регистратором, — поправил Илья Захарович. — А очень талантливым регистратором. Талантливым артефактором. Вы не поверите, сколько магов мечтали у него учиться, сколько талантливых магов, даже я… а он выбрал в ученики такого же, как он сам.
— Простите, что?
Мне показалось, что я ослышалась.
— Вы сказали, у него был ученик?
— Не только ученик, племянник. Как же его звали. Джо. Джим. Джеймс… нет, увы, я не помню.
Джо, Джим, Джеймс, что объединяет все эти имена? Конечно первая буква в имени — J.. Неужели это он? Неужели этот Джо и есть тот жуткий негодяй, который использовал мою маму, убил всю ее семью, упек ее в тюрьму и очень скоро принесет меня в жертву, как ягненка? Неужели я нашла его? Неужели мне могло так повезти?
Эта мысль так захватила меня, что я торопливо попрощалась с опешившим профессором и бросилась в свою комнату. Мне нужно было подумать, все осмыслить, разобраться. Конечно, он мог уехать, сменить имя, быть может это даже не он, но это зацепка, большая зацепка, впервые за много недель.
— Панина, ты офонарела, врываешься, как ураган, — недовольно зашипела Венька, когда я влетела в комнату, разметав ее тетрадки.
— Прости, Вень я не хотела. А Катя где?
— Почем мне знать? — удивилась вампирша.
— Она мне нужна. Кажется, у меня появилась зацепка по нашему делу, кажется… кажется… я знаю имя J..
К чести Венеры, она спорить не стала и пошла за Кэт, а я тем временем ходила по комнате, как лев по клетке, меня распирали эти знания и не терпелось срочно ими поделиться. Вот только мое открытие подруг не впечатлило.
— И это все? — разочарованно протянула Венера.
— А разве мало? — также разочаровано проговорила я.
— Какой-то дурацкий стишок и имя мертвого артефактора. Это все, что у тебя есть?
— Да, это все что есть, — обиделась я. — Еще вчера мы не знали и этого. А что есть у тебя? Ты уже месяц общаешься с Себастианом и до сих пор ничего не узнала.
— Потому что нечего узнавать, — рявкнула она.
— Значит, ты утверждаешь, что он не замешан? Тогда по кой черт ты все еще ходишь к нему?
— А к кому мне еще ходить? К Стасу? Который с тебя глаз не сводит, идиотка. Думаешь, я дура, думаешь, я настолько глупа, чтобы не понять, что вы снова вместе?
— Что? — растерялась и испугалась я.
— Что слышала, — прошипела злая вампирша. — Я вижу, каждый день вижу, как вы переглядываетесь в столовой. Как смотрите друг на друга, когда думаете, что никто не видит. Вы иногда стоите в разных концах коридора, а я чувствую напряжение, которым наполняется воздух, стоит вам только встретиться. Ты сияешь, Элька, каждый раз, как видишь его.
— Прости, — выдохнула я, даже не зная, что ответить, что сказать на это.
— Я знаю, что тебе жаль, знаю, что ты никого не хочешь ранить, и только поэтому я терпела, терплю вас обоих до сих пор. Только поэтому я мирюсь со всем этим дерьмом. Я люблю его, но он любит тебя.
— Прости, — снова повторила я. Глупое слово. Разве может оно залечить разбитое сердце, уменьшить боль, сделать хоть что-то. Нет. Это просто слово, но другого я не знаю.
— Сейчас мне важнее всего найти того, кто убил мою маму, найти и уничтожить его. Только это дает мне силы жить, вставать по утрам, бороться и видеть вас обоих. Стас обещал мне, что найдет его. Я ему верю. А Себастиан обещал, что скоро мне станет лучше, и я тоже ему верю. Мне приятно быть с ним, приятно, когда присылает розы каждый день, приятны его ухаживания, приятно знать, что я нужна ему, что я кому-то нужна.
