На этот вопрос я получила ответ даже раньше, чем предполагала. Просто подошла к новому кабинету бабушки и услышала голос Лемана.
— Я хочу, чтобы ваши люди охраняли периметр. А школой займутся мои.
— Как скажете, ректор. Вы намерены пригласить кого-то из инквизиции?
— Нет, я попросил главу ордена карателей помочь. И он с радостью согласился.
— Вот как? — хмыкнул Диреев, который каким-то непонятным образом оказался в компании говоривших ректора, руководителя академии инквизиторов и бабушки.
— Вас что-то не устраивает? — обратился к Дирееву Леман.
— Вовсе нет. Просто не думал, что Мессир захочет отправить своих людей на столь незначительное дело.
— Вы считаете охрану наших детей незначительным делом? — повысил голос Леман.
— Я считаю, что мы прекрасно справились бы с этой задачей.
— Как раньше справлялись? — усмехнулся он.
— Позвольте мне прервать обмен любезностями и заверить вас, что мы окажем все возможное содействие вам и вашим людям, — это уже Александр, директор академии инквизиторов сказал.
— Надеюсь на это, иначе мне придется пересмотреть возможность нашего существования на одной территории.
— Господин ректор, вам не кажется, что это уже чересчур? — вступила, наконец, бабушка, но ее жестко оборвали.
— Госпожа бывший ректор, а вам не кажется, что это уже не ваше дело?
— Академия инквизиторов испокон веков была частью МЭСИ.
— Пришло время многое менять, Алевтина.
— Алевтина Георгиевна, — строго поправила бабушка.
— Как скажете, — издевательски проговорил Леман.
Они распрощались, а я испуганно заметалась по коридору, не зная, что делать. То ли уйти, то ли остаться. Сделать постное лицо и притвориться, что ничего не слышала или нагло выдать себя? В итоге я решила, что делаю из мухи слона и осталась на месте. Дверь открылась и на встречу вышел Леман. Слегка удивился, скривил губы в издевательской усмешке и, не поздоровавшись, прошел мимо. Александр же кивнул мне, а вот Диреев подзадержался. Он тоже поджал свои красивые, чудесные губы, способные и обидеть и подарить огромное наслаждение, а взгляд не обещал ничего хорошего, но я как-то подзабыла о нем, сосредоточившись на губах.
— Эля, ты ко мне? — спросила из глубины кабинета бабушка.
— Ага, — откликнулась я, отвела взгляд, сделала пару шагов, а когда проходила мимо, проявила неслыханную дерзость — осторожно, одними кончиками пальцев провела по его ладони, всего мгновение, одно прикосновение, и его взгляд обжег страстью, желанием и нежностью. Как жаль, что это длилось всего мгновение.
— У тебя такое странное лицо, — заметила бабушка, когда я вошла и медленно закрыла дверь, продолжая смотреть на моего обожаемого инквизитора, сурового, жесткого, холодного, но такого любящего со мной.
— Какое? — невинно поинтересовалась я.
— У вас с этим мальчишкой что-то случилось?
— Бабуль, да что у нас могло случиться? Он с Венькой, ты забыла?
— Насколько я знаю, Венера Дарин принимает ухаживания Себастиана Веззели, к обоюдной радости обеих семей.
— Венера Дарин может принимать ухаживания кого угодно, — туманно ответила я и поспешила сменить тему. — Бабуль, я вообще-то пришла не за этим. У меня к тебе важный разговор.
— Я слушаю, — тут же насторожилась бабушка.
— Я тут с Ильей Захаровичем говорила, — решила начать издалека. — И он мне кое-что рассказал.
— О слепке?
— Ты знаешь? — удивилась я.
— Илья Захарович, также как и ты, обеспокоился вопросом: «зачем кому-то похищать слепок?»
— И к какому выводу он пришел? — полюбопытствовала я.
— Илья Захарович склонен к преувеличениям, дорогая. Хаджен не тот артефакт, который можно просто взять. Похитители не знали, что только избранные могут им не просто владеть, но даже коснуться. Не безызвестный тебе Иван, да упокоится он с миром, где бы не был, поплатился за свое неведение. Дорогая, тебе не о чем беспокоиться. Клинок могут взять только трое. Отец, я и Карина.
— А Амира?
— Нет. Он чувствует силу, понимаешь, Хаджен настроен на нас, на нашу силу. Мы — прямые потомки Алены. Конечно, чисто теоретически кто-то из непрямых наследников может увеличить свою силу на время, чтобы забрать, а в нашем случае подменить клинок, но уверяю тебя, такая вероятность крайне мала.
— Но она все-таки есть? — не согласилась я.
— Именно поэтому я попросила папу приютить Илью Захаровича на время, пока Кеша не поправится, и мы со всем этим не разберемся.
— А как он? — участливо спросила я.
— Все еще очень плох. Он провел почти сутки в образе каменной горгульи, и это истощило беднягу физически, а пережитое потрясение повредило психику. Бедняга бредит.
— Бредит? — насторожилась я. — А что он говорит?
— Глупости всякие. Все твердит, что на него напал человек, про какой-то лишающий воли взгляд, про глаз, бедный Илья, не представляю, как он все это переживет.
Я почти не обратила внимания на последние слова бабушки. Меня зацепили слова Кеши. Это для нее они были бреднями, а для меня все складывалось в опасную, пугающую картинку. В хранилище проник регистратор, и, кажется, применил на хранителе действие того ужасного амулета. И я совершенно точно знаю, зачем им нужен Хаджен. Они не остановятся, они сделают все, чтобы его забрать и это случится даже скорее, чем бабушка думает, особенно, если это сделает кто-то из своих.
— Бабуль, а кто вообще имеет доступ к клинку?
— После известных событий, клинок хранится в доме отца, и я уверяю тебя, дорогая, что украсть его оттуда никому не удастся, никогда.
Зря бабушка это сказала, потому что когда Илья Захарович приехал в дом светлых, когда ему позволили увидеть Хаджен, он при первом же взгляде объявил, что это подделка, ввергнув все семейство Данилевичей, включая бабушку, в ступор и панику. Похитителю понадобилось всего два дня, чтобы провернуть это дело.
Как я об этом узнала? Катя рассказала. Ее в отличие от меня в некоторые события внешнего мира посвящали, Ник посвящал. А еще он рассказал, что и похититель нашелся быстро, буквально на следующий день, в реке, очередной наш дальний родственник с уже знакомой всем татуировкой против допроса и убойной дозой зелья пробуждающего силу, который готовят из уже давно знакомой нам ухват-травы. Вот так теоретическая возможность превратилась в реальную, а я еще на шаг приблизилась к собственной смерти.
Глава 32
Обещанное свидание
— Значит, вы утверждаете, что 27 декабря мы все умрем?
— Не утверждаем, знаем, — уверенно проговорила я.
