- Ради чего ты сжег мою деревню?
Теперь Гэбриэл по-настоящему понял, что все в истории, которой его пичкали с детства, ложь.
Сентас Рей переступил с ноги на ногу, очевидно, подобного вопроса он не ожидал.
- Что ж, пожалуйста, если тебе так важно это знать, - в его голосе снова была усмешка. - Я руководил операцией, мы перерезали всю деревню, следуя своему заказу. У нас была цель камня на камне от нее не оставить, и ты должен быть мне благодарен за то, что я выбрал тебя, а не положил там вместе с твоей семейкой.
- Почему? - ненависть была так сильна, что сил хватило лишь на один короткий вопрос.
- Ты был чертовски красив, - просто ответил Сентас. - Ты и сейчас выделяешься среди остальных. Такими и должны быть члены Братства.
- Как называлась эта деревня? - Гэбриэл все-таки не выдержал, его голос сорвался.
Сентас же победно рассмеялся.
- А этого, мой дорогой, ты никогда не узнаешь, если не вернешься на мою сторону.
Он развернулся и пошел прочь, сапоги заскрипели по гальке.
Его все-таки покормили, как и обещала Алма Рая, и снова оставили одного. Его никто не охранял, и никто не следил, словно его уже не было.
Гэбриэл прошелся по двору и вернулся в хижину, где они ночевали. Лег на циновку, закинув руки за голову. Интересно, все перед смертью много думают?
"Если успевают", - мрачно ответил он сам себе.
Что ж, если смотреть на это с такой стороны, то ему повезло гораздо больше, чем другим. Каким-то образом ему всегда по-своему везло.
...Когда он открыл глаза, над ним не было ни палящего солнца, ни звездного неба. Выбеленный бревенчатый пололок.
Гэбриэл приподнялся на локте, осматриваясь. Он находился в маленькой комнатке, которую они с Дериком еще в детстве прозвали камерой одиночного заключения. В детстве, когда кто-то из воспитанников вел себя неподобающе, Сентас Рей запирал его здесь, чтобы ученик побыл несколько дней наедине с собой и "одумался".
Гэбриэл не был здесь с восьми лет. Все ученики давно выросли, и он полагал, что эта комната давно превратилась в кладовку, но, оказалось, что она осталась прежней, простаивала годы и ждала своего очередного гостя.
Даже кровать здесь была все та же, которую он помнил - деревянная койка без матраса и подушки, лишь прикрытая простыней. Провинившийся должен думать время своего заключения, а не нежиться на перинах, как говорил учитель.
Гэбриэл поднялся. Тело отдалось болью. Он опустил глаза и обнаружил, что его разорванные веревками запястья кто-то тщательно перевязал, и теперь на них красовались белоснежные бинты. Одет он был все в ту же грязную одежду, но чистая и выглаженная висела на стуле.
Гэбриэл нахмурился, пытаясь понять, что все это могло значить. Сентас Рей внезапно решил простить его? Но последнее, в чем бы он сейчас нуждался, было прощение учителя.
Гэбриэл медленно обследовал комнату, но только убедился, что в ней ничего не изменилось с тех пор, как ему было восемь. Из этой камеры сбежать было нельзя, дверь запиралась наглухо снаружи навесным замком. Стены и потолок из толстых бревен, а в узкие щели для света под потолком не пробралась бы даже мышь.
Окончательно убедившись в своей беспомощности, он умылся в расположенном в углу комнаты умывальнике и переоделся. Голова была как в тумане, и это радовало, Гэбриэл не хотел ни о чем думать, только не сейчас, он достаточно успел передумать, проторчав в колодках долгие три дня.
Замок звонко клацнул, и дверь отворилась. На пороге стоял Алехандер, в одной руке поднос с едой, вторая подвешена к плечу.
- Привет, - в его голосе не было ни злости, ни страха. Просто обычное "привет", словно вчера они, как ни в чем ни бывало, отзанимались и разошлись по комнатам.
- Привет, - Гэбриэл напряженно вглядывался в лицо бывшего товарища, но не нашел в нем ничего, марионетке Сентаса Рея не разрешили испытывать личные эмоции. - Меня будут кормить? - он вскинул бровь.
- Учитель понимает, что смерть Дерика была для тебя ударом, и ты перешел границы дозволенного, но также считает, что наказания достаточно, - ровным голосом доложил Алехандер и поставил поднос с едой на край кровати. - Учитель навестит тебя через пару часов, - а потом чуть склонил голову в знак прощания и вышел из помещения вперед спиной.
Гэбриэл провожал его взглядом, пока не щелкнул замок. Только когда шаги стихли вдалеке, он позволил себе выдохнуть. Каждую секунду нахождения здесь Алехандера он представлял свои возможные действия. Стремительное перемещение, прыжок, хруст шеи под пальцами... Ему бы легко это удалось. Алехандер не смог бы оказать ему сопротивление и со здоровой рукой, что уж теперь говорить. Не потому ли Сентас Рей отправил к нему именно его? Как знать, приди Вернан, и искушение было бы гораздо сильнее.
По его примерным расчетам Сентас Рей пришел через два часа. Его лицо снова было безмятежно, ничего общего с человеком, который совсем недавно в бешенстве отвесил ему пощечину.
Гэбриэл встретил его настороженным взглядом. Вот сломать шею учителю его моральные принципы позволяли, но также он прекрасно осознавал, что Сентас Рей не слабак Алехандер, и бой с ним вполне может закончиться его собственной сломанной шеей. Гэбриэл мог попытаться наброситься на него в приступе ярости, но не тогда, когда мозг анализировал все омерзительно четко.
Сентас Рей вошел в помещение, оставив дверь приоткрытой. Что это? Показное доверие?
- Здравствуй, Гэбриэл, - кивнул он.
Гэбриэл не ответил на приветствие.
- Что все это значит? - он сделал в воздухе неопределенный жест рукой, обозначая эту комнату.
Сентас Рей чуть улыбнулся и присел на деревянную койку, указав Гэбриэлу на место недалеко от себя, Гэбриэл не шелохнулся.
- Мальчик мой, - сказал учитель. - Ты вел себя неподобающе, ты очень меня расстроил, даже разозлил. Но когда ты повис там, потеряв сознание, я понял, что наказания с тебя хватит. Твое тело очень выносливо, и ты еще раз это доказал.
- Колодки тоже были тестом? - губы снова пересохли при воспоминании о нахождении целый день на адской жаре.
Сентас Рей хитро прищурился:
- Назовем это тренировкой.
- После убийства.
- Дерик был неплохим бойцом, но он никогда бы не стал членом Братства, - возразил учитель.
Имя погибшего друга больно резануло внутри. Но Гэбриэл все же заставил себя задать вопрос:
- Почему?
Улыбка Сентаса стала покровительственной:
- О, так ты так ничего не понял. Регулярно пересказывая мне ваши с ним задушевные разговоры, он плакал, как ребенок.
