— Это все он. Бродит, как неприкаянный… Отвлекает только! Смотри у меня. Еще один звук — и не посмотрю на то, кто ты есть! Развею — и будь что будет! Ты и так мне достаточно крови попортил, проклятый! Я тебе говорила, что терплю тебя до первой твоей выходки? Можешь считать, что ты доигрался! Ты ухитрился сделать так, что она перестала тебя бояться, а я смогу сделать так, что она тебя возненавидит!
Выпалив это, тетя Маргарита вернулась в гостиную к остальным ведьмам. И только тогда мрак схлынул, позволив девочке нормально дышать. Она прислонилась к стене, смутно понимая, что произошло. Тетя стояла всего в нескольких шагах от племянницы, но не видела ее.
— Это сделал ты? — прошептала девочка, когда смогла восстановить дыхание.
Ответом был тяжелый прерывистый вздох.
— Но почему?
Впрочем, ответа не требовалось. Тетя могла наказать племянницу, и призрак закрыл ее собой. И теперь наказание будет грозить уже ему.
— Я… не возненавижу тебя, — прошептала девочка. — Так и знай!
Протянула руку, пытаясь нащупать своего спасителя, но встретила только пустоту.
К вечеру второго дня мальчишка пришел в себя. К тому времени весть о найденыше добралась до города. Юлиану через полицейское управление сообщили о том, что в ближайшем селе объявился какой-то незнакомый парнишка, и юноша поспешил туда. Уже было известно, что пропало не трое, а четверо детей — три девочки и мальчик, служивший в доме одной из них. Но он был холопом, его отдельно в розыск не объявляли, и молодой ведьмак отправился в путь на свой страх и риск.
Дом деревенского знахаря, где отлеживался найденыш, стоял немного на отшибе и в стороне от проселка. Дом был старым, но добротным. Сразу видно — строился на века. Юлиан выпрыгнул из дрожек, едва те остановились, и бегом кинулся по траве к массивному, срубленному из бревен крыльцу.
Знахарь в одной рубахе и портах, босой, с подвязанными шнурком волосами мешал большой ложкой какое-то варево в котле. Он не удивился вбежавшему юноше.
— Никого с собой не привел? — вместо приветствия бросил знахарь.
— А должен был? — Юлиан огляделся.
Он не особенно удивился, заметив присевшую в уголок кикимору. Шорох и воркотня под печкой свидетельствовали о том, что там прячется целый выводок домовят. На чердаке и в подвале тоже наверняка было полным-полно мелкой нечисти, но шуликунов не было. И то ладно. Не скоро забудутся их щипки и тычки.
— Да как сказать. — Знахарь прищурился, пронзая его взглядом удивительно светлых лучистых глаз. — За иным столько всего тянется — не враз излечишь. А другого и лечить не возьмешься — так все запущено.
— А у меня что? — Юлиан обернулся через плечо, словно за спиной мог волочиться настоящий хвост.
— Висит на тебе родовое проклятие, — со вздохом ответил знахарь. — Аль сам не чуешь, ведьмак?
— Чую, — кивнул юноша. — Только как снять?
— Никак, — отрезал знахарь. — Обрубишь эту нить — в пропасть рухнешь. Она тебя в жизни и держит.
Юлиан кивнул. Он догадывался, что речь шла о проклятии рода князей Дебричей.
— Но я из побочной ветви, — попробовал возразить он.
— А все едино. Глянь. — Знахарь указал на окно. Юноша послушно выглянул.
Подле дома росла береза. От крыльца была видна только ее верхушка, но из этого бокового окна можно было разглядеть, что когда-то ствол березы отломился на высоте чуть выше человеческого роста. Грубый слом, как обломок кости, еще белел. Но чуть ниже, прямо из ствола, росла молодая ветка. Она тянулась вверх, заменив собой верхушку, и в будущем обещала превратиться в полноценное, хотя и кривое, дерево.
— Вот, — сказал знахарь. — А корень-то один. Понял?
— Давно понял, — кивнул юноша. — А где мальчик?
— Вон там, за занавеской. Сходи. Поговори с ним.
Юлиан направился вглубь единственной комнаты, где за печкой один угол был отгорожен полосатой тканью. Откинул край.
На лавке лежал, разметавшись, подросток лет четырнадцати-пятнадцати. Бледный лоб был в испарине. Он дышал неровно, с хрипами. Дотронувшись до его запястья, юноша ощутил сильный жар.
— Что с ним?
— Простудился сильно. Я уж его в баньке парил, да толку-то… Не простая это простуда. Что-то еще из него жизнь вытягивает. Моих сил не хватает. Так что поспешай, ведьмак.
Юлиан присел рядом на лавку, провел рукой по волосам подростка. Ему не надо было сосредотачиваться, чтобы понять, что на мальчишке, как паутина, висят смертельные чары. Он был не просто болен — он должен был умереть в скором времени. Все искусство деревенского знахаря может только продлить ему жизнь на некоторое время. Но кто наложил чары на обычного паренька? Что случилось?
— Эй. — Он достал из кошеля на поясе маленький круглый камешек с дырочкой, нанизанный на шнурок, раскачал перед лицом подростка. — Ты меня слышишь?
Камешек качнулся подобно маятнику, и вдруг замер, словно его удерживала на месте невидимая рука. Потом начал качаться опять — вправо-влево с равномерностью механизма.
— Ты меня слышишь?
Сомкнутые веки подростка затрепетали. Он приоткрыл глаза. Сначала мутный взгляд его зацепился за раскачивающийся камешек. Зрачки забегали, следя за ним.
— Слышу, — шевельнулись сухие обветренные губы.
— Как тебя зовут?
— Про… Пров-ка, — по слогам выдавил подросток.
— Где ты живешь, Провка?
— Сущевских мы.
Юлиан резко выдохнул. Среди пропавших была Анастасия Сущевская.
— Как ты здесь оказался?
— Не знаю. Бежал. Устал. Упал.
Юноша хмыкнул. До города было верст пять с лишком. Мальчишка столько пробежал? Без остановки?
— Ты знаешь Анастасию Сущевскую?
— Да.
— Ты ее видел?
— Да.
— Ты знаешь, что с нею случилось?
— Нет.
— Где она?
— Не знаю.
— Мне сказали, что ты вышел из дома вместе с нею.
— Да.
— Куда вы пошли и зачем?
— Дом.
— Вы пошли к Мертвому Дому?
— Да.
Юлиан задержал дыхание. Что ж, уже есть что-то важное.
— Что это за место?
— Старый дом. Мертвый.
— Чей это дом?
— Не знаю.
— Где он стоит?
— Далеко…
Мальчик застонал, морщась от боли, тихо всхлипнул, и знахарь, который, оказывается, чутко прислушивался к разговору, кинулся к нему, неся плошку с каким-то настоем. Юлиан принюхался — пахло травами и медом. Приподняв голову подростка, знахарь едва ли не силой влил ему в приоткрытый рот несколько капель настоя, потом провел рукой над лицом, словно стирая что-то. Пробормотал короткий заговор от лихоманки, окропил тем же настоем изголовье и изножье постели. Остаток поставил на пол под лавку.
