— Гонки колесниц! — объявил Наместник Города. — Может быть, на них ты пожелаешь что-нибудь поставить, Петр’лай?
Колобков задумчиво посмотрел на молодых форораков, запрягаемых в крохотные колесницы — фактически, просто два колеса и доска между ними. Возничие выглядели чрезвычайно молодо — лет по тринадцать-четырнадцать, не больше. Некоторые и вовсе девушки. Они хором провозгласили хвалу Владельцу и по сигналу факельщика одновременно стегнули бичами своих птиц.
Могучие форораки рванулись с места. Тридцать шесть колесниц понеслись с такой скоростью, что ветер засвистал в ушах. Почти сразу же две из них сошли с дистанции — у одной отлетело колесо, возничий другой не удержался и вылетел. Он шлепнулся в пыль и почти мгновенно погиб — по нему проехала другая колесница.
Соревнование велось не слишком красиво — возничие охотно шли на таран, стегали друг друга бичами, натравливали друг на друга форораков. Хищные птицы жадно рвали своих сородичей и тех, кто ими управлял. Один из кривых клювов уже покрылся кровавой коркой — этот старый самец провел на скачках большую часть жизни и успел научиться тому, что для победы все средства хороши. Возничие сменялись, форорак оставался одним и тем же.
— Пятьдесят моцарен [65] на Старика! — приказал Наместник Города, подзывая к себе одного из Наместников Игры.
— Слушаюсь, льке Мараха, — кивнул тот, делая отметку на пергаменте. — Приказать еще вина?
— Да… и как можно дурманнее!.. — тихо добавил Наместник Города, с намеком дергая щекой. — Понял?
— Слушаюсь, — повторил Наместник Игры.
После третьего тура был объявлен окончательный победитель — на сей раз не Старик, а Красное Перо. Молодая, но очень перспективная самка форорака с ярким красным хохолком на макушке. Ее возничему откусили два пальца (Старик яростно боролся за победу), но он все равно сиял, прижимая к груди награду — великолепный шлем из чистого электрона.
— Да, сегодня удача не коснулась меня, — развел руками Наместник Города, делая знак слуге оплатить проигрыш. — Но воздух тоже перестает светиться вечером и вновь вспыхивает утром — за поражением непременно последует победа.
— А ралли будет? — лениво поинтересовался Колобков. — Хотя чего это я — у вас тут даже паровоза еще нет… Гюнтер, а давай им паровоз построим?
— Петер, а ты знать, как он быть устроен? — удивился Грюнлау.
— А нафига мне? Петрович знает — у него ру… крылья золотые. Петрович, а?
— Что? — хмуро высунул голову из-под крыла Угрюмченко. — Иваныч, не тревожь меня зря, а то клюну.
С арены убрали остатки разбитых колесниц, а также мертвых форораков и возничих (их оказалось довольно много). Наместники Игры забегали взад-вперед с граблями, расчерчивая дорожки для бегунов. Наместник Города кисло улыбнулся Колобкову, уже не пытаясь соблазнить его ставками. Он все громче пыхтел, усиленно размышляя, что предпринять. Вбухал в этот замысел такие огромные деньги, а купец совершенно не желает сотрудничать!
Правда, львиная доля расходов обещала вернуться в виде прибыли от ставок. Игры полностью контролировались городской администрацией, и почти вся прибыль оседала в казне. Возможно, на этом Дне Благодарения даже удастся что-то заработать…
Рабыни принесли большую медную автепсу — кувшин со встроенной трубой-жаровней. Ее уже заправили углем и развели огонь — вода очень быстро закипела. Наместник Города лично разлил кипяток по керамическим киликам [66] и добавил терпкого виноградного вина. На общественных увеселениях юберийцы всегда смешивают вино с водой — чтобы не слишком пьянеть. Правда, в этом вине также содержались зерна «дурманного мешка» — растения, затуманивающего мысли.
Колобков понюхал и отворотил нос — ему этот «компотик» не понравился. А вот Стефании он пришелся по душе — чертовка не любила излишне крепких напитков, зато с удовольствием поглощала разбавленное вино.
На старт вышли бегуны. Зинаида Михайловна поспешно закрыла глаза дочерям — юберийские атлеты соревновались практически нагишом. Их одежда ограничивалась тяжелыми медными шлемами и двумя огромными щитами на обеих руках. Вес этих «грузиков» выверялся с максимальной точностью — все бегуны должны быть в равных условиях.
— Вон тот — внук моей сестры, — указал Наместник Города. — Верю — у него хорошие шансы. Как твое мнение, Петр’лай?
— Это который? — прищурился бизнесмен.
— Вон тот, с родинкой на правой ягодице.
— Серега, блин, скажи этому мэру, что мужики другим мужикам на задницы не пялятся! — возмутился Колобков. — Нашел тоже примету!
— Петр’лай, ты по-прежнему не хочешь сделать ставку? — настойчиво спросил Наместник.
— Серега, чего этот букмекер ко мне привязался? Чего я ему тут поставлю, если не знаю, кто есть кто? Я вот, скажем, выберу того кучерявого, который самый высокий, а у него дыхалка хреновая, и он тут, может, вообще самый паршивый марафонец! А вон тот мелкий, со шрамом через всю спину — вроде дохляк, а у него, может, резервы внутренние — может, он здесь местный Шумахер!
— Подожди меня здесь, Петр’лай, — не дослушал Наместник Города.
Опо’лай Мараха выбрался из ложи и торопливо куда-то убежал. Стражники помчались следом — ни в коему случае нельзя было забывать о дистанции в шесть шагов.
— Ну наконец-то этот жирный урод [цензура]… - с облегчением вздохнул Колобков. Наместник Города его почему-то ужасно раздражал.
— Петя! — возмущенно вскрикнула жена. — Тут же дети!
— А, извиняюсь. Виноградика хотите? — протянул кисточку бизнесмен. — Девушка, еще вина нашему столику принесите, будьте так галантерейны! Только нормального, неразбавленного!
Чертанов равнодушно перевел, и рабыня поспешила налить гостю Наместника еще вина. Но все равно разбавила — чисто по привычке. В ее голове абсолютно не укладывалось, что можно пить неразбавленное вино днем. Все равно как если бы гость попросил налить его не в килик, а в шлем — нельзя делать то, чего нельзя делать. А днем вино полагается разбавлять кипятком.
— Ну и гадость… — пробормотал Колобков, с отвращением глотая теплую бледно-вишневую жидкость.
— Прошу прощения! — окликнули его откуда-то снизу. — Ты — капитан большой белой лодки?
Все взгляды поползли вниз. Петр Иванович недоуменно моргнул и невольно протер глаза — там стоял какой-то тип. И он мог поклясться, что секунду назад его еще не было.
Странное, но довольно симпатичное существо, похожее на вставшего на задние лапки хомяка. Около семидесяти сантиметров ростом, с длинным пушистым хвостом, пышным мехом, крохотными ушками и крупными глазами, похожими на заячьи. Шерсть черная, блестящая, переходящая на животе в светло-коричневую, почти желтую. Одет в нечто вроде шотландского кильта с разрезом для хвоста и кургузый кафтанчик. Через плечо перевязь со множеством карманчиков — этакий «патронташ», а за спиной небольшой рюкзачок. На шее висит изящный фиал с высушенным цветком внутри.
