Поза получилась неестественной и для крысы, и для человека, но Альку, похоже, в ней было удобно. Он смотрел на Рыску не мигая, и порванная в нескольких местах рубашка казалась белой всклокоченной шерстью.
– Альк!
Существо по-звериному плавно попятилось, оскалило зубы. Косы мазнули по земле. Рыске на миг почудилось, будто она стоит на пороге родительских сеней, а руку оттягивает спасительное полено. Дыхание перехватило, будто хватанула морозного воздуха, сковавшего грудь колким льдом.
– Вот зараза! – охнул Жар из-за спины подруги.
На него крыса зашипела, сгорбилась еще больше. Ей не нравилось это место, она помнила, что ей грозит смертельная опасность, а членам стаи – особенно самцу – полагалось проявлять к вожаку больше почтения!
Рыска очнулась и поспешно загородила друга собой, растопырив руки в стороны.
– Альк, – дрожащим голосам начала она, стараясь не замечать зловещего фырканья и пощелкивания зубов, – ты же не крыса. Ты сильный, ты можешь с ней справиться, я знаю! Ну пожалуйста, хоть попытайся, ведь ты никогда не сдаешься! Я в тебя верю!
Саврянин слушал, чуть наклонив голову и вроде бы успокаиваясь. В желтых глазах как будто даже появились проблески разума – но тут крыса внезапно развернулась и неторопливо полезла в кусты. Главенство подтверждено, подданные устрашены и раболепствуют, можно заняться более важными делами. Поискать еду, например.
Выхода не было.
– Держи его!!! – отчаянно крикнула девушка и первой прыгнула на Алька.
* * *
До копыт наместничьей коровы оставалось всего несколько шагов, когда серая река внезапно остановилась. По ней пробежали волны: крысы вставали на дыбки, принюхивались, огрызались друг на друга, будто впервые заметив, что рядом кто-то есть. Некоторые принялись умываться, выкусывать блох – с яростью, выдающей растерянность.
А затем крысиная рать развернулась и поползла обратно, рассыпаясь, как пепел на ветру. Гнетущее ощущение, будто ими двигает единая сила, исчезло. Теперь это были обычные крысы, спешившие вернуться в теплые уютные норы. Они шарахались от людей, норовили юркнуть в укрытие или хотя бы в тень.
Полностью затопленная зверьем площадь очистилась в считаные щепки.
Шарак трясущейся рукой провел по волосам – и словно ощутил на них свежую седину.
Когда крысиный вожак не в духе, подданные раболепствуют: валятся на бок, полузакрыв глаза, или даже подползают к нему на брюхе.
Там же
Перед рассветом с востока потек туман, будто на спрятанное за окоемом солнце набросали много-много сырых дров. Утро выдалось нехолодное, но промозглое и молочно-белое, тихое, как осеннее. Впечатление смазывала только сочная зеленая листва да птичьи посвисты – редкие и сонные, но неоспоримо летние.
– Ну вот! – Жар торжествующе повесил котелок на перекладину меж двух рогатин. Пламя пригнулось и зашипело, облизывая мокрое днище. – А вы нудели: зачем, зачем…
Альк мрачно покосился на вора, не переставая водить оселком вдоль лезвия меча. Три остальных лежали рядком на траве, уже заточенные. Тсецкие клинки были похуже Сивиных, саврянские – много лучше.
Вор, покряхтывая, осторожно опустился на землю возле костра.
– Ты мне, кажется, ребро сломал! – пожаловался он, ощупывая грудь.
– Извини, – буркнул белокосый. Ему ночная история обошлась в несколько синяков, царапин и дырок на одежде. Внешне.
– Ишь какое красивое слово ты знаешь! – восхитился Жар. – А можно еще раз? Слушал бы и слушал.
Альк сказал другое, некрасивое.
Вор не обиделся. Но еще долго, выжидательно глядел на белокосого, наконец не выдержав:
– Ты как?
– Что? – неубедительно переспросил саврянин, не отрывая взгляда от меча.
– Чувствуешь себя как?
– Хорошо.
– А кем? – вкрадчиво уточнил Жар.
Альк раздраженно на него уставился:
– Что, вы меня теперь каждую щепку теребить станете?
– Ну надо ж убедиться… – отвел глаза Жар.
– Днем ничего не будет.
– Ты уверен? Погоди, так с тобой это не впервые?! – догадался вор. – И чего молчал?!
– А вам-то оно зачем?
– Да хоть бы знали, что делать!
– И что – теперь знаете?
Жар сердито засопел. Схватка была короткой и отчаянной, хорошо еще, что Альк вначале пытался стряхнуть неприкосновенную для крыса «самку», а уж потом вгрызться в горло «самцу».
– Ну не так бы исп… удивились. И часто с тобой такое?
– Один раз было, – нехотя признался саврянин. – Возле моста. Напугал бродягу какого-то, он меня окликнул, и я опомнился.
– Рыска с тобой говорила.
Альк кивнул. Он помнил – не слова, но ощущение. Так и крыса, наверное, запоминает окружающих ее людей, запахи, голоса, отношения, хоть и неспособна оценить их с человеческой точки зрения.
На этот раз человеческого голоса она не испугалась, пришлось добавить парочку оплеух. Что нужно будет сделать в следующий?
Этим вопросом, видно, задался и Жар, потому что неловко кашлянул и сменил тему:
– Кстати, куда она запропастилась? Сказала же, что умоется и вернется!
– Пойду гляну. – Саврянин отложил как раз доведенный до ума меч.
* * *
Альк нашел Рыску на берегу, в шатре старой ивы. Девушка сидела, привалившись спиной к стволу, и так сосредоточенно глядела на поджатые к груди колени, словно там был начертан ответ на вопрос о смысле жизни. Подол бального платья напоминал половую тряпку, которой мыли заброшенную на год избу: черный, мокрый. Кончики ивовых ветвей колыхались в воде, как волосы утопленницы. Прибитая к берегу тина пахла дохлой рыбой.
Саврянин постоял рядом, тоже поглядел. Ответа не нашел, но вид на декольте был неплох.
– На будущее: мы с тобой не на сеновале кувыркались, чтобы туда-сюда, ах, помедленнее, милый. Если уж «зажгла» «свечу» – бери силу рывком, как занозу вытаскиваешь. Иначе только больнее.
Рыске на юбку капнуло. Девушка недоуменно подняла голову, Альк выругался и зажал нос пальцами. Когда ж она остановится-то?! Чуть заговоришь – снова течь начинает.
– Тебе очень плохо? – так жалобно спросила Рыска, будто это на нее, а не на Алька накатило безумие и теперь приходится оправдываться за совершенные злодеяния.
– Нет, что ты, – сердито прогнусавил саврянин. – Не беспокойся, мне просто плохо.
– Ты же сам велел мне выбирать!
– Тогда почему ты сразу бросаешься оправдываться?
– Я не… – Рыска осеклась и снова уставилась вниз. – Я не хочу быть путницей.
– А тебя никто и не просит. – Альк прислонился к стволу, задрал голову. Туман обволакивал иву, как сметана, струйками просачиваясь между ветвями. – Тебя заставляют, потому что иначе все мы умрем.
