— Кто знает, что таится в этом лесу. — Он мрачно огляделся, не чувствуя уверенности даже при утреннем свете, заливавшем деревья сквозь серые жемчужные облака. — Возле брода могут встретиться разбойники. Но завтра к сумеркам вы доберетесь до большого города. До Лаара.
Они расстались. Он, казалось, был рад этому, но из-за того ли, что возвращался в свой теплый и относительно безопасный дом, или из-за того, что избавился от нее и ее неудобоваримых воззрений, — Лиат не могла понять. Она не хотела быть непочтительной к старым богам или святым. Но не бог теней, не мертвые эльфы, не существа, служившие Врагу, были причиной ее выкидыша прошлой зимой. Причиной был тот самый аббат, которого нахваливали жители деревни.
Меж обнаженных ветвей кружились снежинки. Большую часть дня она шла пешком, чтобы согреться и не утомлять лошадь. Дорога была в приличном состоянии. Вся ширина ее, в две колеи, была свободна от кустов, а самыми большими неприятностями, которые на ней встречались, были лужи, скрытые коркой замерзшей грязи.
Стоило ли спешить? Ханна добиралась до короля месяцами. Никто не узнает причину задержки, и во всяком случае граф Лавастин вряд ли соберет свою армию до лета. Весна — время сева, время, когда разливаются реки, а дороги утопают в грязи, — не самое удачное время для военного похода. В весеннее половодье и Эйка не отважатся на рейды вниз по Везеру.
Но Лиат ощущала долг перед населением Гента и стремилась доставить сообщение как можно скорее. Ее обязывали к этому память о Сангланте и желание отомстить за его смерть.
В середине дня снег стал гуще и мокрее. Она спряталась под ветвями громадной ели, ветви которой образовали настоящую палатку. Лиат привязала своего мерина, собрала кучку веток и сучьев на мерзлой земле, окружив ее камнями. Затем, закусив губу, открыла окно огня в своем разуме и вызвала из него пламя.
Это пламя вырвалось из ее маленького костра и ударило в ветви ели над головой. Лиат отпрянула. Лошадь взбрыкнула, сдернула непрочно закрепленный повод и рванулась из укрытия.
— Проклятье! — Она побежала за лошадью. К счастью, та быстро успокоилась и ждала ее. Промокнув и продрогнув, Лиат привела лошадь обратно. Огонь утих и горел ровно. Она подкормила его. Лошадь жевала листочки с кустов, до которых могла дотянуться, а Лиат перекусила засохшим хлебом и горстью творога.
Ночь выдалась холодная, но огонь не подвел. Время от времени сверху осыпались груды сухих иголок. Спала Лиат нервно, время от времени просыпаясь, но в этом простом укрытии с колючими иголками и зимним ветром, обжигающим лицо и шею, ей было гораздо лучше и спокойнее, чем в любой теплой, удобной, элегантной спальне рядом с Хью. Если зима и была с нею груба, то не по злому умыслу, а от естественного безразличия к ее судьбе. Это необъятное и непостижимое безразличие почему-то успокаивало Лиат. Звезды совершают свой круговорот вне зависимости от того, живет она или нет, страдает или смеется. Она лишь ничтожная вспышка на фоне вечности небесных сфер и гармонии небесной музыки. Эфирные духи способны понять ее не больше, чем она их, именно в силу ее неуловимости и быстротечности. После многих лет постоянного бегства с Па, после того, что она вынесла с Хью, большое облегчение — быть недостойной всякого внимания.
Но она была несвободна. Ей был отчаянно нужен наставник, учитель.Может ли Вулфер видеть ее сквозь огонь? Что с Ханной? Угли тлели, но стоило подбросить несколько веток, и вспыхнули ярко-желтые языки пламени. Лиат вынула золотое перо.
— Ханна, — прошептала она, гладя кончик пера. Незаметно переворачивая его, она раздувала пламя и скручивала в портал, дающий возможность наблюдения.
Вот Сапиентия в кресле. Морщится — ей нехорошо. Единственном из всего ее окружения, кого она может вытерпеть больше минуты, — Ханна, утешающая ее и подающая питье в серебряном кубке. Хью с ними нет, ничто о нем не напоминает.
Перо щекочет ладонь, языки пламени колеблются. Сейчас перед нею полумрак чердака, устланного соломой. Мужчина пошевелился в беспокойном сне, и она узнала его. Вулфер. Он бормочет имя и внезапно, как будто кто-то окликнул его, просыпается, открывает глаза.
— Ваше высочество…
Взгляд Лиат затуманивается и снова проясняется. Она видит женщину на ложе, в ужасной лихорадке, в пропитанной потом одежде. Это уже не чердак. Три женщины в заботе о страждущей стоят рядом. По одежде Лиат узнает служанку, пожилую монахиню и мать настоятельницу.
— Ваше высочество! Это я, мать Ротгард. Вы меня слышите?
Мать Ротгард отжимает тряпицу и прижимает ее к горячему лбу больной. В осунувшемся лице Лиат узнает черты принцессы Теофану. Она ужасно изменилась, жизненные силы угасли, кажется, жить ей осталось недолго. Мать Ротгард хмурится и что-то говорит служанке. Та поспешно выходит. Настоятельница раздевает больную, чтобы осмотреть ее. Грудь страдалицы покрыта каплями пота, стекающего к плечам и в подмышки. Кажется, что стены маленького помещения содрогаются от неровного сердцебиения Теофану. На ее шее два медальона: золотой круг Единства и прыгающая пантера на серебряной цепи.
Мать Ротгард берет медальон с пантерой в ладонь и читает какую-то надпись, слишком мелкую, чтобы Лиат могла разглядеть ее. Лицо аббатисы умно и сурово.
— Колдовство, — говорит она пожилой монахине. — Сестра Анна, принесите алтарный экземпляр Священных Стихов и корзину освященных трав из Алтаря. Ни с кем об этом не говорите. Если эта надпись сделана кем-то при дворе — даже если принцесса выживет, — мы не будем знать, кто наши враги, а кто союзники. Почерк образованного человека.
Мать Ротгард произносит благословение. Принцесса стонет. Картина расплывается.
Дождь ослабел, когда Лиат спрятала золотое перо и сжала колени, чтобы удержать тепло. Сумерки рассеивались в ожидании восхода солнца.
Колдовство. Насколько возросла сила Хью? Может быть, она теперь тоже во власти его магии? Может быть, она всегда была в его власти?
С такими беспокойными мыслями Лиат приготовила лошадь. Взяв повод, чтобы вывести животное из-под дерева, она ощутила острый укол в груди, как раз под золотым пером Аои.
Собираясь взобраться в седло, на фоне тихого шуршания дождя она услышала треск сломанной ветки где-то рядом. Уже устроившись в седле, Лиат вытащила лук и стрелу и положила их наготове перед собой, придерживая одной рукой.
Внезапно взмыл в воздух явно чем-то испуганный выводок куропаток. Она внимательно всматривалась в кусты и прислушивалась, но ничего подозрительного не обнаружила. Тем не менее ее не покидало ощущение, что кто-то — или что-то — следит за ней.
