— Странно, в доме совсем пусто, — негромко сказал Вольфгер, остановившись посредине комнаты и оглядываясь. — Как будто метлой всё вымели, ни одной мелочи не оставили. Значит, уезжали без особой спешки, всё собрали, даже пустяковой детской игрушки не бросили. Ничего не понимаю…
— А это ещё что такое? — вдруг спросил гном севшим голосом.
Вольфгер подошёл к нему и пригляделся.
Гном стоял перед распятием, вырезанным на деревянной стене. Кто-то разрубил его ударом топора.
— Хороший удар, — пробормотал гном, — вон как глубоко лезвие в дерево вошло, пришлось его раскачивать, чтобы вытащить. Со злобой, значит, били…
— Крестьяне — народ суеверный и богобоязненный, — сказал Вольфгер, — не стали бы они просто так распятие топором крушить, тут что-то иное, но вот что — никак не пойму…
— А, по-моему, от страха они ушли, — сказал гном. — Кто-то или что-то им угрожало. Этот дом самый богатый, здесь, наверное, староста жил. Вот представь: приходит к старосте некто и говорит, выметайтесь, мол, отсюда! А для страху топором по распятию и саданул.
— Придумываешь ты, Рупрехт, — недоверчиво покачал головой Вольфгер, — ну кому это надо — крестьян из их убогой деревни выгонять? И кто тогда доски от двери отодрал?
— А это я не знаю, — развёл руками гном, — я ваши людские дела вообще понимаю плохо, а уж если вера замешана…
— Ладно, что тут было, мы всё равно не узнаем, ясно только, что делать нам в этой деревне нечего, переночевать тут не удастся, поехали в монастырь, — вздохнул барон.
Выйдя на улицу, Вольфгер достал карту, сориентировался, и они, проехав через мёртвую деревню, уже в густых сумерках отправились искать монастырь.
Проехали по деревянному мостику через замёрзший ручей, поворот, поворот, пригорок и — вот он, монастырь.
— Солидно! — присвистнул гном, — стены — что у твоего замка, тут можно долго оборону держать.
— Оборону? От кого? — удивился Вольфгер.
— Ну, я не знаю, может, от мужиков? — гоготнул гном. — Укрылись, значит, Христовы невесты за каменными стенами от мирских соблазнов.
— Не богохульствуй!
— Так я же не христианин! Мне можно, и души у нелюдей, как известно, нет!
— Всё равно, не надо, прошу тебя, мне неприятно такое слышать, понимаешь?
— Молчу-молчу! — покладисто сказал Рупрехт, — я же не со зла…
— Знаю, что не со зла, — ответил Вольфгер, — а то бы ты давно во-о-н в том сугробе сидел.
— По-моему, на стене кто-то есть, — сменил опасную тему разговора гном, — правда, далековато, видно плохо, да и темно уже, но что-то там шевелится. Подъедем поближе?
— Знаешь, какое-то предчувствие у меня нехорошее, — хмуро сказал Вольфгер. — И здесь запустение. Ну, ладно, пусть монахини за стены монастыря не выходят, но печи-то они должны топить?
— Должны, факт.
— Вот! А дымом не пахнет. Почему?
— Может, ветер в другую сторону?
— Ладно, так гадать можно до утра, а нам ещё за возком возвращаться. Вон, я вижу ворота, а в них калитка. Давай постучим и попросимся на ночлег.
Вольфгер подъехал к монастырской стене и спешился, взяв коня под уздцы, гном стоял у него за спиной.
Всё было тихо. Вольфгер постучал в калитку рукоятью хлыста. Никто не откликнулся.
— По-моему, здесь не заперто, — сказал гном.
Вольфгер передал ему поводья, нагнувшись, шагнул в калитку и, внезапно получив сильный удар по голове, рухнул на снег. Мир взорвался тысячью искр, вспыхнул радужными кольцами и померк.
19 ноября 1524 г.
От свежего воздуха, чистого снега и ясного неба Вольфгера отделяла стена.
Стена была очень старая, грубо выложенная из кирпича, с застывшими потёками строительного раствора, заросшая паутиной. Почему-то барон знал, что через стену можно пробиться, нужно только посильнее упереться ногами в пол, налечь плечом, и кладка раздастся, лопнет, растечётся. Снова и снова Вольфгер изо всех сил бился в древние камни. Сначала стена подавалась и неохотно пропускала его между кирпичами, но потом становилась всё более вязкой, каждый шаг давался с огромным трудом, и, наконец, Вольфгер окончательно застревал в тягучем, как болотная жижа камне. Руками он тщетно разгребал наползающую массу, но она не давала двигаться, забивала глаза, уши, рот и нос, Вольфгер хрипел, задыхался, терял сознание и… в который раз оказывался перед знакомой до отвращения стеной. Каменная кладка, удушливый запах пыли, шаг вперёд, наползающая, давящая масса…
Вольфгер с трудом открыл глаза.
Тяжёлый, однообразно повторяющийся то ли сон, то ли кошмар нехотя отступил, и барон пришёл в себя. Он лежал на спине, на стылом каменном полу, кожу лица стянуло засохшей кровью. Вольфгер ощупал себя — ран вроде не было, только на затылке набухла здоровенная шишка. И он ничего не видел. Вообще ничего. Вольфгер поднёс ладони к глазам и не увидел их. Вокруг была абсолютная, непроглядная тьма. У него перехватило дыхание: «Неужели я ослеп от удара по голове?! Да нет, не может быть… А где гном?»
— Рупрехт, — позвал он, — ты где?
Во рту у Вольфгера пересохло, язык еле ворочался, поэтому голос барона прозвучал хрипло и очень тихо, но гном услышал его.
— Очнулись, господин барон? — прозвучало откуда-то из темноты, — слава Великому Творцу, а то я уж боялся, что вам дубинкой все мозги вышибли…
— Рупрехт, я ничего не вижу! — пожаловался Вольфгер.
— Так и я ничего не вижу, — жизнерадостно откликнулся гном, — хотя к темноте приучен сызмальства. Очень уж здесь темно, окон-то нет.
— Выходит, я не ослеп? — с громадным облегчением спросил барон.
— Ну, это проверить легче лёгкого, — ответил гном, — щас, подождите, коптилку засвечу.
Он, как огромная крыса, завозился и зашуршал в темноте, потом что-то щёлкнуло, и Вольфгер увидел крошечный язычок света. Лицо Рупрехта подсвечивалось снизу, поэтому на него ложились странные и жутковатые шатающиеся тени. Гном был похож на мертвеца.
— Иисусе… — выдохнул Вольфгер, — я вижу…
— Конечно, видите, господин барон. Вот что я сейчас делаю?
— Коптилкой размахиваешь слева направо, а сейчас — сверху вниз…
— Точно, стало быть, глаза целы. А теперь попробуйте сесть.
Вольфгер оперся руками о пол и попробовал приподняться. В голове взорвалась боль, в ушах зашумело, накатила дурнота. Барон застонал и опрокинулся на спину.
— Эк они вас приложили… — пробурчал гном.
— Кто они-то? — прохрипел Вольфгер. — Слушай, а вода есть?
— Воды нет, — с сожалением ответил Рупрехт, — я тут всё обшарил, пусто, а пить ужас как хочется. Кто нас захватил, я понятия не имею, но это не монахи, мужики какие-то. Вы, когда в калитку вошли, сразу дубиной по голове получили — они за стеной прятались, нас поджидаючи. Наверное, вас шапка спасла, а то бы убили. Мужики-то здоровенные, били со всей дури. Я даже сопротивляться не стал, так, для виду поупирался. Ну, дали пару раз по рёбрам, и всё, подумаешь, дело привычное. Мне руки связали, а вас и связывать не стали, да и скинули вот в этот вот подвал, и даже крышку не заперли. Но люк высоко, никак не достать, я уже по-всякому пробовал, руки-то я себе сразу развязал.
