Дайм перебирал нити заклинания в поисках хоть какого кончика.
— …немыслимое унижение! В нашем роду никогда не было… — возмущался посол.
Шисов лицемер! Забыл подумать о мальчике, когда подкладывал в постель влиятельным вельможам? Мага разума не обмануть невинным взглядом — Дайм прекрасно знал, для кого и когда раскрывались нежные губы и туманились страстью вишневые очи. Дайм бы рассмеялся, если бы куклой управлял не столь серьезный враг.
— Не горячитесь, дорогой друг, — ледяным тоном прервал посла король. — Не думаю, что наш возлюбленный кузен Магаджубей одобрит столь поспешные ваши действия.
Проклятое наваждение! Не снимается… нити сплетены слишком хитро. А время — время уходит! Распутать клубок нужен час, да оно и само через час рассеется. Но в запасе нет и трех минут… Сейчас Шу выйдет из защищенной комнаты, отправится в башню — одна!
— Необходимо провести расследование. Мы всемерно осознаем глубину вашего возмущения и так же возмущены происками… — Мардук плел словесные сети, хоть ненадолго способные удержать посла от непоправимого: формулы объявления священной войны.
«Светлая! Помоги! — на пороге отчаяния звал Дайм. — Останови его… останови ее…»
Нити не поддавались, а сил разорвать их — не было. Не хватало совсем немного. Той самой пинты крови, отданной на ритуал, той капли, потраченной на сны. Замороченный сашмирец приближал ритуальную бойню, не понимая, что творит. Наваждение ухмылялось и скалило острые желтые зубы в седую бороденку, хихикало: «Выбирай, светлый! Мир или Шу? Война или смерть? Что бы ни выбрал, проиграешь».
Нити… контуры… связи… символы… и лишь один ключ. Настолько простой, что не обойти — или согласиться, или ждать. Всего час. Но Шу уже не будет…
Последние секунды утекали. Вибрация подготовленной Рональдом сети жгла кожу. Источник звал Шу, сметал бархатной тигриной лапой ее сомнения и страх — вместе с надеждой Дайма успеть, сотворить невозможное и переиграть мага-зеро. За зовом Источника Шу не слышала другой опасности, и готова была перейти линию заклинания: Дайм чувствовал отделяющие ее от смерти шаги, как последние удары собственного сердца.
Только один путь обещал отсрочку. Не войну и не смерть… не смерть Шу.
— Я готов. — При звуке его голоса посол и король замерли. — Если Сашмиру моей виной нанесено оскорбление, я смою его своей кровью…
Он говорил — медленней, чем пески засасывают древнюю столицу Ирсиды — и сливался с темным заклинанием, не обращая внимания на рвущую, обжигающую боль чуждой стихии. Он становился дрожащими в предвкушении нитями, он сам ухмылялся злорадно в жидкую бороденку и щурил узкие глаза: «Немыслимая удача! Щенок Дукрист попался на примитивную удочку!»
Он вибрировал узлами напряжения, скрипел — ключом, вставленным в скважину. Он — ключ — еще не повернулся до конца, не отпер замок. Лишь ослабил: магическое слово «если», точка пересечения вероятностей. И одна из этих вероятностей уже капнула кровью мага на белый лен, разомкнула цепь. Не совсем. Почти не тронула — слишком мал шанс, что оскорбление признает хоть кто-то, кроме помешанного посла. Но достаточен, чтобы при некотором везении Мардук продержался этот час. Даст Светлая, он сохранит для Империи мир, а для Сашмира, возможно, саму жизнь.
— Я, Дайм Дукрист, сын Императора Элиаса Второго Кристиса, клянусь совершить Бусиг-да-хире в том случае, если Конвент признает меня виновным в оскорблении Сашмира. Именем Светлой!
Боль черной стихии прорвалась вспышкой света, оставив Дайма дрожащим и задыхающимся. Он еще не переиграл Паука. Он еще не остановил Рональда — но Шу еще не шагнула за пределы комнаты.
— Ваше Величество, прошу позволения покинуть вас и заняться организацией дознания, — не совладав еще со срывающимся голосом, обратился к королю.
— Разумеется, Ваша Светлость, — кивнул Мардук.
— Мы протестуем, Ваше Величество, — начал возражать посол.
Но Дайм уже не слушал. Он почти бежал к Рассветной башне, выставляя на пути Рональда щит света. Шквал огня и смерти ударил, ожег новой болью. Темный давил со всей силой, вплетал все новые заклинания. Но Дайм держал щит, закрывая Шу и считая её шаги. До башни сто… девяносто… Вместе со счетом в мозгу билось: успел! Слава Светлой, успел! Дальше будет проще. Лишь бы хватило сил…
* * *
Скорее, скорее! — кололо нетерпение, подхватывал ветер за окном, звенели в унисон хрустальные подвески люстры и тикали настенные часы.
Скорее! — подгоняло отчаянное биение сердца.
Шу не понимала уже, то ли она сама так хочет поскорее шагнуть в неизвестность, то ли это башня зовет ее. А может быть, она просто не могла уже различить, где она, а где Источник. Но — неважно! Ничто не важно, кроме безумства лиловых и синих вихрей, треска белых и голубых молний, сизых клочьев тумана, вцепившихся в подол, в рукава, в волосы — и тянущих: скорее!
Она плохо понимала, почему Эрке стоит у двери, не давая пройти. Почему Баль держит ее ладони и твердит о просьбе Дайма. Ведь он сам сказал — иди! Зачем ждать? Чего?
— Еще немного, Шу, пожалуйста! Еще три минуты… — прорывался сквозь песни урагана голос подруги. — Вспомни заклинание, Шу! Вот, посмотри сюда…
Под носом очутилась раскрытая книга. Со страниц ее, прямо по муравьям рун, полз сиреневый туман, шептал: идем! Скорее!
— Ты же хотела взять зверушку. — Эрке снова совал в руки что-то ненужное и уговаривал, словно маленькую. — И артефакт, Шу! Возьми ларец.
Шу не хотела отвлекаться — голоса мешали слушать чудесные мелодии дождей и самумов, любоваться строгими линиями цунами и росчерками гроз. Но друзья были так настойчивы! Шу не хотела их обижать.
— Давай, спасибо. — Постаравшись улыбнуться, она взяла у Эрке мешок. — Пора.
— Не сейчас, Шу! Подожди, там опасно! — Светлый не пускал ее. — Дайм просил не выходить до половины десятого, ты же обещала!
Любимое имя на миг вырвало Шу из объятий штормовой грезы. Обеспокоенные лица друзей выплыли из облачной круговерти, а колба в руках Баль обожгла глаза сиянием Света.
— О, чуть не забыла!
Шу осторожно, как величайшую драгоценность, взяла заключенную в стекло кровь мага. Почудилось, что в сосуде мифический эликсир бессмертия, густой и сладкий допьяна. Стоит лишь отпить глоток, и вся сила и жизнь Дайма перельются в нее…
Внезапное понимание, что за сокровище доверил ей любимый, окатило ледяной волной ясности. Наваждение Источника отступило. Но осталось тиканье часов: обещала, обещала! И осознание опасности.
Готова. Шагнуть за край. Рискнуть — жизнью, рассудком и душой.