И что боярыня сама не смеет гостю укорот дать.
И не гостем он живет, но хозяином. А молодой боярин ему в рот глядит да каждое слово ловит… и что, стало быть, этаким же зверем вырастет.
Может, когда б остался тот, чье имя позабыли, в усадьбе, ничего б не случилось. Да повадился он по весям ездить. Поначалу просто ездил, а после одну девку в седло утянул, другую… мужики к боярыне жалиться, а она серебром за обиду платит и кривится. Мол, сами виноватые, что девки вашие на мужиков падкие. До Барсуков тож доехал.
У старосты стал…
И говорили, будто бы по нраву ему пришлась Войтюхова старшенькая, аккурат в те годы заневестилася… да так по нраву, что не постеснялся ни отца, ни матери… ее хлыстом, его шаблей… дядька Панас заступиться попробовал, так тот ему голову расшиб, чтоб, значит, знал свое место. Уехал тот человек поутру. А к вечеру слег с лихоманкою. Долго, сказывали, помирал… с две седмицы огнем горел. Кричал, будто бы нутро ему клещами тянут… боярыня лекаря звала… тот уж по-свойму врачевать пробовал, и так, и этак… а не спас.
Схоронили его на местечковом кладбище, своего-то погосту боярыня пожалела.
А может, побоялася этакого гостя вновь приветить.
Но девке той коня прислала да рябую норманскую корову, за обиду, стало быть, учиненную. Только нашие-то по-свойму поняли.
Вспомнилася давешняя гиштория.
И внове сердце кольнула. А ну как… нет, не забидит тетка Алевтина Арея. Приняла же. И сама кормила… и стало быть, разумеет, что не в ответе он за родительские грехи. Оно ж всякому свой путь написан, кому-то надобно и азарином родиться.
Так и шли.
Я молчу.
Арей рядом. Думает о своем будто бы… да как до избы дошли моей, так и сказал:
— Я первым пойду… мало ли…
От дурень. Кого мне в Барсуках стерегчися? Туточки все свои. А чужие — на виду. И шагу им не ступить… это только мнится, что с Ареем мы вдвойгу гуляли. Небось, завтра же по селу слухи поползуть про этую прогулку, и пересказывать об ней стануть подробненько. А то и придумают чего, для пущего интересу.
Но Арей слухать не захотел. Короб сунул, калиточку тронул, она и отворилася тихо.
— Постой тут.
Я и постояла. А что, нетяжко, чай.
Арей же тенью за дверь скользнул. Эк у него выходит-то ладно! Этак и двор обнесть можно, цепного кобеля не потревоживши… кобеля-то у нас нет, как сдох Полох, то бабка другого брать не пожелала. Оно и верно, к чему нам? В Барсуках-то собак держут с большего для порядку, жизня тут тихая, татей немашечки… но и подворью без кобеля неможно.
Бабка-то том годом прибрала махонького собачку-пустозвонку, да запестила, тепериче он от бабки ни на шаг. Мыслю, и на выезд с нею подался.
Меж тем Арей появился и сказал:
— Чисто.
Как чисто… конечно, бабка моя порядок блюдет, да только изба без хозяйки второй день стоит. И стало быть, полы не метены, и в горнице лавки не прибраны. Валяется кукла тряпичная, мячик, из шкурок шитый… стоять на столе миски с пирогами, наспех обрусом прикрытые.
Вон и гребешок лежит на подоконнике.
А у печи кошка трется трехцветная. Откудова взялася? Тож приблуда, как новая бабкина ученица? Кошку-то я поманила, чай, совсем сголодалася. Зимою-то корму скудно, мыши и те хоронятся.
Печку, к слову, не сподманула тетка Алевтина — протопили. Я заслонку сняла, дрова поворочала кочергою перегорелые и разбила, чтоб, значит, огню сие сподручно было.
Арей стоит.
Оглядывается.
Любопытственно ему.
— Тут, значит, и жила?
— А то… там моя комната.
Избу-то дед большую ставил. В ней всем места хватало, и ему с бабкою, и мамке моей… а мне и вовсе — диво дивное — свою комнату отгородили, чего в селе вовсе не принято.
Жила я и вправду княжной.
Только вясковой.
— Присядь куда… аль пойдешь?
Арей куклу поднял, на лавку усадил.
— На тетке твоей… — замолчал, глядючи с ожиданием, и я призналася:
— Не родня она мне, но ее завсегда теткою именовали…
— Хорошо, если так… на ней знак Мораны стоит. И странно, что… не подумай, я не желаю ей дурного. Хотя…
— Боишься?
— Опасаюсь. — Арей не стал кривить душою. — Есть люди, Зослава, которые ходят под богом…
— Все мы под ея рукою…
— И это верно, но ото всех боги далеко, а к некоторым людям то и близко. Никто не знает, как и по каким приметам они выбирают… просто… читал я про целителей, которым кланялись и города, и веси, и люди к ним стекались со всего царства Росского… и пожелай бы такой целитель корону, мигом вздели бы. Да им того не надобно было. Они одним жили — людям помогая. Эта часть натуры их такова была, что и не переломить… а пишут изредка и о других, которые жизнь могли легко отобрать… травкой вот или касанием, взглядом даже. И это вновь же было вне воли их. Такие люди сами над собой власти не имеют, Зослава. Им боги говорят…
И замолчал.
Это он об чем сейчас распинался? Не об том ли, что тетки Алевтины я страшиться должна? Что повелит ей Морана мою жизню забрать, а тетка не сумеет воспротивиться?
И страшно выходит, да только… ежели бы Темное сестре моя жизнь надобна, так неужто не сыщет она иного способу? Она ж в мире везде… и бывало, что бережется человек смерти. И себя бережет. И не ест он еды вредное, и живет по законам Божининым… а все одно, то лествица из-под ног вывернется, то гадюка неведомо как в постелю заползет, то и вовсе в чашке воды потонут.
У смерти тысячи дорожек, и для каждого человеку — своя.
— Не боишься, значит, — с интересом заметил Арей. И кукле волосья пригладил.
Эх, надо было на ярмарке не жалиться, а купить красивую, с лицом резным да покрашенным, с волосьями длинными, в убранстве роскошном… этаких кукол для дочек боярских делают.
Была бы Станьке радость.
Да и мне… ныне, в доме своем былая ревность виделася глупою. Что мне с сиротою делить? Сама-то сирая… стали б сестрами. Я, помнится, одно время очень бабку просила, чтоб она мне сестрицу нашла… вот и нашла.
— Что ж, Зослава, тебе лучше знать… только… я молчать буду. Да и ты постарайся про тетку свою никому… даже намеком. Тут половина людей — соглядатаи царицыны. Другая половина — не только царицыны. Многим любопытно, что ты за человек, где живешь и чем дышишь. Магов среди них нет, а простому люду… передай своим, чтобы осторожней были в речах.
Кивнула я: сама о том думала, потому как одно дело — меж своих шептаться, а другое — с чужаками. Да барсуковцы не глупые, никто лишнего словечка не скажет. Будут с гостями добры да приветливы, но и только.
— Видишь ли, Зослава, — меж тем продолжил Арей, — Моранья травница — редкий дар… опасный, но и ценный. Подумай, что даст та же царица человеку, который способен избавить ее ото всех врагов… так избавить, чтоб никто дурного не подумал. С одним боярином болезнь приключится. Другой от старости уйдет… третий… не мне рассказывать. А что бояре дадут за шанс крохотный царицу неугодную на тот свет спровадить?
