Сир Ив принял ее рассказ на веру, зато брат Эртель, который ревниво все подслушивал, так и кипел от негодования:
— Что значит — «самую малость»? Как будто такое возможно — утратить девственность лишь чуть-чуть! Пусть объяснится толково: перестала она быть девицей или нет.
— Брат Эртель развратен душой, а это куда хуже, чем утратить девственность телесно, — шипела Женевьева.
— Вздор! Просто я походил по свету и знаю жизнь, и к тому же привык называть вещи своими именами! — парировал брат Эртель.
Сир Ив почувствовал: настало для него время обрести долгожданную свободу. И крикнул, напрягая силы:
— Молчать!
Оба в изумлении уставились на своего раненого рыцаря, завладеть которым было так интересно и сладко, и замолчали.
А сир Ив сказал, уже поспокойнее:
— Я лишь хотел поблагодарить вас за ваши труды и сообщить, что завтра уеду. Мне пора возвращаться в Бретань.
— Ах, знаю я, в чем тут дело! — вздохнула девица Женевьева. — По грехам моим сейчас получаю!
И рассказала, что был с нею похожий случай. Как-то раз, говорила, плача, девица Женевьева, шла она по площади в рыночный день, и какая-то торговка предлагала платки. И Женевьева стала смотреть эти платки, просто из любопытства, потому что не собиралась покупать. Одним платком она все же заинтересовалась и попросила развернуть, чтобы полюбоваться красивым узором. И тут пролетавшая птица нагадила прямо на этот платок. Женевьева сразу ушла, а торговка побежала за нею, крича, что теперь та обязана купить платок, ведь из-за любопытства покупательницы и случилось несчастье! Женевьева же отвечала, что покупать не хочет. И торговка долго кричала ей вслед и упрекала.
— Я ввела ее в разорение, — говорила Женевьева, — а теперь и сама уподобилась платку, на который нагадили и который поэтому никому не нужен!
— Сдается мне, — сказал ей брат Эртель, — что если бы ты действительно желала иметь тот платок, то купила бы его и отстирала. Так же и с тобой: сир Ив не хочет тебя вовсе не потому, что ты побывала в руках у разбойников… Есть какая-то другая причина, и вот она-то важнее всех остальных.
— Какая же? — всхлипнула девушка. — Я и красива, и богата, и готова ради него на все…
— Сдается мне, — сказал брат Эртель, — сир Ив попросту тебя не любит.
* * *
Наутро, несмотря на протесты брата Эртеля и Женевьевы, сир Ив оседлал Единорога и забрался в седло. Припасы почти подошли к концу, но ожерелье было цело, и кое-что из денег у него сохранилось в сумке, так что он рассчитывал худо-бедно добраться до родных краев.
Девица Женевьева подошла к нему и, подняв к сиру Иву распухший после ночных слез носик, прошептала:
— Я хотела бы отблагодарить вас по- своему, сир Ив.
— Как? — Он удивился. — Разве ты уже не сделала для меня все, что было в твоих силах?
— Я не прошу вас на мне жениться, — продолжала девица, как бы не слыша возражения. — Но мне было бы лестно провести с вами некоторое время на ложе, сир Ив, как если бы вы решили сделать меня своей любовницей. И если бы я зачала от вас ребенка, он был бы моим первенцем, и мог бы, если бы вы захотели, называться «бастард де Керморван». Это стало бы для меня большой честью.
Ив смотрел на нее во все глаза; затем просто сказал: «Нет»; однако спешился и долго стоял в раздумьи.
Женевьева не представляла для него ни малейшего соблазна. Однако стоило ему подумать об этом, как знакомая тьма зашевелилась в нем, отчего сразу тепло стало в груди. Но теперь эта тьма была растворена жалостью, и Иву было в ней вовсе не страшно и не одиноко, как в прошлый раз.
— Иди ко мне, — сказал он Женевьеве.
А брату Эртелю он сказал:
— Подержи коня. Я скоро вернусь.
Он взял Женевьеву за руку и повел ее в чащу леса. Она шла за ним доверчиво и все покусывала губу. Ив никак не мог выбрать подходящее место: то кусты, то муравейник, то какие-то колючки. А Женевьева сказала:
— Вообще-то их было четверо, а пятый только сделал вид, но у него не получилось.
Ив и это пропустил мимо ушей. Он остановился на маленькой полянке, где рос мягкий мох.
— Нравится тебе здесь?
Она молча уселась и подняла голову. Ив сел рядом. Молча они смотрели — не друг на друга, а куда-то на деревья. Женевьева начала плакать. Ив обнял ее, прижал к себе и покачал, а она обхватила его руками и стиснула. Ив еще успел подумать о том, что сейчас его сердце лопнет; а потом он вообще перестал думать.
И вдруг он услышал, как кричит птица, и увидел над собой небо. Женевьева сидела рядом, затягивая завязки на платье. Ее волосы растрепались и были полны легкого лесного сора, а к виску прилепилась тонкая паутинка. Ив приподнялся на локте, осторожно смахнул эту паутинку.
Она повернулась к нему спиной.
— Помогите мне прибрать волосы, мой господин.
Ив взял в ладонь ее волосы и подержал их на весу. Никогда в жизни он не прикасался ни к чему подобному. Они были тяжелыми и приятными на ощупь, как собачья шерсть, но гораздо более гладкими. Ив не знал, что делать с ними. Он разобрал их на прядки, как сделал бы это с гривой Единорога, вытащил несколько соринок, расчесал их пальцами. Женевьева отобрала у него волосы и заплела в косу.
Ив поднялся на ноги, помог встать Женевьеве. Она по-прежнему не глядела на него. Тихо сказала:
— Теперь простимся.
И бросилась бежать.
Ив в недоумении проводил ее глазами, но догонять не стал. В голове у него гудело — темным ветром оттуда выдуло все мысли. Остались только самые простые: например, мысль о том, что надо теперь забрать Единорога и ехать дальше в Бретань, домой — в замок Керморван.
* * *
Весь день Ив ехал на северо-восток и по-прежнему ни о чем не мог думать. В груди у него была тяжесть, горло сжимало. Располагаясь в лесу на ночлег, он обнаружил, что в седельных сумках вовсе не осталось припасов — на прощание брат Эртель распорядился ими по-своему. Но даже это не огорчило Ива. Он просто-напросто улегся и заснул под первым попавшимся деревом.
Ему приснился Эсперанс.
Эсперанс сидел, поджав ноги, на плоском замшелом камне: мох служил ему мягкой подушкой, две изогнутых коряги — подлокотниками. Эсперанс пил воду из большого гриба с изогнутыми вверх краями и смотрел на своего воспитанника насмешливо.
— Пора бы вам, господин мой, научиться разбирать подобные дела самостоятельно. Что вас мучает? Вы не погрешили ни против людей, ни против своей природы. Вы малость погрешили против добродетели, но это для ваших лет вполне извинительно.
Во сне Ив ответил Эсперансу:
— Женевьева предложила мне свое тело в качестве награды за избавление от плена.
