Ничего. Она еще научится пользоваться ими как следует. У нее будет время. Без крови, без холодных ночей. Без мыслей о Рокаде и о его словах. Она выучится им и скажет их своему ребенку.
Ее дочь улыбается.
У нее будет время посмотреть ей в глаза и понять, что слова не всегда нужны. Ты просто смотришь в глаза и знаешь.
Отныне и навеки она будет слышать лишь одно: улыбку на губах дочери.
Кэролайн Спектор[14]
Последние двадцать пять лет пишет и редактирует научную фантастику, фэнтези, видеоигры. Автор трех романов: «Scars», «Little Treasures» и «Worlds Without End». Ее рассказы выходили в двух выпусках «Диких карт». В области игр написала и отредактировала несколько приключенческих модулей и сборников для таких игровых программ, как «Топ Сикрет-S. I.» и «Супергерои», – как самостоятельно, так и в соавторстве с мужем, геймерской легендой Уорреном Спектором.
Здесь нам предлагается смертельная игра в кошки-мышки между женщиной со сверхчеловеческими способностями и ее загадочным противником, обращающим эти способности против нее самой. Игра с высокими ставками, где проигрыш недопустим.
Тухлые мозги зомби заляпали тронное возвышение парадной платформы. В руке у Мишель снова образовался пузырь – теперь побольше, с бейсбольный мяч. Она метнула его; он угодил зомби в грудь и взорвался. Зомби свалился с платформы, и охваченная паникой толпа растоптала его.
Новые зомби забирались на платформы впереди, расталкивая народ. Один уже опять карабкался к ней, цепляясь за декоративный трельяж из папье-маше. Трельяж не выдержал и рухнул вместе с вывеской «Чудесные Пузыри, Спасительница Нового Орлеана». Ее дочь Адезина, сидя под троном, испуганно завизжала. Мишель снова пустила пузырь, зная, что он полетит точно в цель и размажет большого гнилого зомби по декорациям. Ее красивая платформа терпела большой урон, и Мишель это по-настоящему взбесило.
Марди-гра[15] она ненавидела по трем причинам: запах, шум и толпа. Если к этому еще и зомби прибавятся, она вообще перестанет выезжать на парады.
Чтобы как следует запастись пузырями, она все утро бросалась с балкона своего гостиничного номера, пока менеджер не попросил ее перестать.
– Так ведь я еду на парад Бахуса, – объяснила она. – Я не смогу пузыриться всю дорогу, если не наберу жир, а набрать его можно, только хорошенько покоцавшись. Прыжки с четвертого этажа, кстати, не такой уж идеальный способ.
Менеджер заметно позеленел и сказал:
– Слушайте, мисс Понд. Мы все благодарны за то, что вы спасли нас от ядерного взрыва три года назад, но ваше поведение распугивает других гостей. Это попросту ненормально.
Ясное дело, что ненормально. Будь она нормальной, на месте Нового Орлеана осталась бы радиоактивная воронка, а менеджер превратился бы в тень на стене. Она, как и все перевернутые, не напрашивалась на это.
– Знаете, мне ведь не больно, – начала объяснять она, чтобы он не психовал так. – Ни когда я падаю с четвертого этажа, ни когда принимаю на себя взрыв. Я просто преобразую эту энергию в жир. Это, в общем, довольно приятное ощущение. – Иногда даже слишком приятное, добавила она про себя. – Можете не волноваться, никаких страданий мне это не причиняет.
Но он ничего не желал слышать о ее талантах – хотел только, чтобы она это прекратила. Поэтому она не стала больше ничего объяснять и сказала напоследок:
– Я сожалею, что напугала ваших гостей. Больше это не повторится. – Жиру она набрала меньше, чем ей хотелось бы, но ничего, обойдется.
Адезина в это время смотрела телевизор – сидела в ногах кровати, свернув радужные крылышки, уперев подбородок в передние лапки. Мишель начинала улыбаться при одном ее виде. Она полюбила этого ребенка с тех самых пор, как спасла его из ямы Африканского Народного Рая полтора года назад.
Она до сих пор не понимала, как Адезина сумела выжить после того, как ей ввели вирус, а потом, когда она оказалась джокером вместо туза, бросили в яму с мертвыми и умирающими детьми. Нет, лучше об этом не вспоминать. Память о детях, на которых ставили опыты в том лагере посреди африканских джунглей, слишком свежа и болезненна. Мишель все еще чувствовала себя виноватой, что не смогла спасти всех.
Неизвестно еще, как Адезина будет расти. Сейчас она величиной с небольшую собаку, и ее личико приделано к мушиному тельцу, но невозможно предсказать, останется ли она такой навсегда. Когда ее карту перевернули, она превратилась в куколку и вышла из нее в своем теперешнем виде. Она вполне может измениться опять – все зависит от того, как на нее подействовал вирус.
– Что ты такое смотришь? – спросила Мишель.
– «Самые сексуальные и самые страшные перевертыши». Ты есть и там, и там. В одном списке когда толстая, в другом – когда тонкая.
Господи. Она спасла их город, а они до сих пор обсуждают, насколько она секси?
– Глупости это все, – сказала Мишель. – Разным людям нравится разное.
– Да, наверное, но ты правда красивей, когда тонкая. Тебя всегда фотографируют в таком виде.
Так, начинается. В Штатах они всего год, а девочка уже прикидывает, кто красивый, а кто нет. Кто толстый, кто тонкий.
– А я когда-нибудь буду нравиться мальчикам, как по-твоему?
О черт. К такому разговору Мишель еще не была готова.
– Ну… я не знаю. – Она села рядом с дочкой, и пружины застонали под ее тяжестью. Молодец. Продолжай в том же духе. – Почему бы и нет? Ты хорошенькая.
– Ты так говоришь, потому что ты моя мама. – Адезина потерла задние ножки одна о другую.
– Человека любят не за то, как он выглядит.
– Не смеши, мам. Любят только красивых.
Мишель сглотнула комок в горле, подавив слезы. С этим не поспоришь. Во всех журналах, на телеэкране, на постерах и вебсайтах позируют молоденькие, тоненькие, полуголые девочки. Еще недавно среди них числилась и Мишель – до того как ее карта перевернулась. Теперь из-за всего этого начала комплексовать Адезина, и непонятно, как с этим быть.
На экране после рекламной паузы мелькали лица из разных выпусков «Американского героя». После черно-белых снимков сороковых годов появился Золотой Мальчик, дающий показания в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. Потом показали Перегрин в расцвете ее модельной карьеры, диско-звезду с крылышками. Это неудивительно, она просто блеск.
– С 1946 года, когда вражеская бомба заразила Манхэттен вирусом диких карт, они живут среди нас, – говорил голос за кадром. – Немногочисленные счастливцы-тузы и безнадежно изуродованные джокеры. Наша задача – выбрать среди них самых сексуальных и самых уродливых в стиле «переверни карту»!
– Ну, хватит. – Мишель, схватив пульт, выключила телик. – Америка иногда бывает большой дурой, радость моя. Мы смотрим такие вот дурацкие передачи, забывая о том, что важно на самом деле. Мама из меня никакая, но вот что я тебе скажу: мир не всегда хорошо относится к тем, кто выглядит по-другому. Дело не в тебе, солнышко, просто слишком много идиотов живет на свете.
Адезина залезла к ней, толстой и пузырчатой, на колени, отвела передними ножками длинные серебристые волосы от лица.
– Ой, мам, я все это знаю. Просто иногда страшно делается.
Мишель чмокнула ее в макушку.
– Со мной, лапуся, все то же самое.
С платформы видно далеко во все стороны. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что видишь всех, кто к тебе приближается, плохо потому, что Адезина подвергается риску. Впрочем, быть дочерью Мишель рискованно само по себе.
На этом отрезке маршрута толпа особенно буйствовала – может, они просто приложились к выпивке раньше других. Парад, продолжавшийся пару часов, входил во Французский Квартал.
Платформа Мишель была оформлена в серебристо-зеленых тонах. В задней части возвышение с троном, над ним красивые цветы из папье-маше. Пока Мишель внизу бросала бусы, махала и пузырилась, трон занимала Адезина. Мишель казалось, что дочка выглядит просто прелестно в сиреневом платьице, хотя в нем пришлось сделать шесть дырок для ног и еще две для крыльев. Платье Мишель, того же цвета, было эластичное и сжималось по мере того, как жир выходил с пузырями.
– Пузырь! Эй, Пузырь! Кинь бусики! – орали две пьяные блондинки. Они закатали свои топы, обнажив стоящие торчком сиськи. Мишель это не впечатлило, но бусы она им кинула.
– Мам, зачем они это делают?
– Спроси что полегче. Может, думают, что так им больше достанется.
– Тупо.
Мишель бросила еще и начала пускать в толпу мягкие пластилиновые пузыри.
– И не говори, но это, как ни грустно, работает. Я сама им только что кинула.
Впереди возник какой-то затор. Мишель, притормозив с пузырями, попыталась разглядеть, что там делается. Толпа металась туда-сюда, платформы застряли.
Паника катилась к Мишель, как цунами. Люди шарахались на тротуары, сшибая заграждения, и карабкались на платформы перед ней. Копы стаскивали их, но паникеров было очень уж много.